Подвиг. Приложение к журналу «Сельская молодежь» - Подвиг. 1988 №05

слова: «Пора свои иметь».
Углубление этих букв было залито черной массой, и бравший
папиросу из портсигара непременно прочитывал это назидание.
* Ко мне! (нем.)
** Шинель снимай! Снимай, быстрей! (нем.)
*** Что такое? О, хорошо, красиво! (нем.)
9

Сергей грустным взглядом проследил, как портсигар утонул в
кармане зеленых измызганных брюк.
— Это же память!
— Вас бамат?
— П амять, знаешь, скотина?!
В полутьме немец видел, как лицо военнопленного покрылось
меловым налетом, и, рванув пистолет, со страшной силой опу­
стил его на висок Сергея...

ГЛАВА ВТОРАЯ
Декабрь 1941 года был на редкость снежным и морозным.
По широкому шоссе от Солнечногорска на Клин и дальше на
Волоколамск нескончаемым потоком тек транспорт отступающих
от Москвы немцев.
Ползли танки, орудия, брички, кухни, сани.
Ползли обмороженные немцы, напяливая на себя все, что
попадалось под руку из одежды в избе колхозника.
Шли солдаты, накинув на плечи детские одеяла и надев по­
верх ботинок лапти.
Шли ефрейторы в юбках и сарафанах под шинелями, укутав
онучами головы.
Шли офицеры с муфтами в руках, покрытые кто персидским
ковром, кто дорогим манто.
Шли обозленные на бездорожье, на русскую зиму, на совет­
ские самолеты, штурмующие запруженные дороги. А злоба вы­
мещалась на голодных, больных, измученных людях... В эти
дни немцы не били пленных. Только убивали!
Убивали за поднятый окурок на дороге.
Убивали, чтобы тут же стащить с мертвого шапку и валенки.
Убивали за голодное пошатывание в строю на этапе.
Убивали за стон от нестерпимой боли в ранах.
Убивали ради спортивного интереса и стреляли не парами и
иятерками, а большими этапными группами, целыми сотнями —
из пулеметов и пистолетов-автоматов! Трудно было заблудиться
немецкому солдату, возвращающемуся из окрестной деревни на
тракт с украденной курицей под мышкой. Путь отступления его
однокашников обозначен страшными указателями. Стриженые
головы, голые ноги и руки лесом торчат из снега по сторонам
дорог. Шли эти люди к месту пыток и мук — лагерям военно­
пленных, да не дошли, полегли на пути в мягкой постели род­
ной страны — в снегу, и молчаливо и грозно шлют проклятия
убийцам, высунув из-под снега руки, словно завещ ая мстить,
мстить, мстить!..
...Сергей открыл глаза и встретился ими с волосяной рыжей
глыбой, свисающей к его подбородку.
«Где это я?* — подумал он.
Вдруг щетина зашевелилась, и мягкий гортанный голос за­
ставил его шире открыть опухшие веки. «Да это ж е борода!» —
10

обрадовался он, встретившись с чуть насмешливым взглядом ее
обладателя.
— Эх ты, мил человек, горяч, нечего сказать! Чай, зап ам я­
товал, где ты? — урчал бородач, наклоняясь над Сергеем. —
Портсигар пожалел... велика важность! Убить германец ить мог
тебя, вот оно как...
Голос бородача напомнил что-то знакомое, и, силясь припо­
мнить, где он его слышал, Сергей закрыл глаза.
— Полежи, я схожу погляжу — снег растаял ли. Попьешь
водички...
«Да Горький так говорил! В кинокартине «Ленин в 1918 го­
ду», — вспомнил Сергей.
— Как зовут-то тебя, мил человек? — подавая Сергею кон­
сервную банку с полурастаявшим снегом, спрашивал бородач.
— Серегой, стало быть...
— Ну, добре, а меня Хведором, мил человек, Никифорычем,
значит... Ярославский я, из Данилова, может, слыхал?
Остаток дня и ночь Сергей провел в разговорах с Никифоры­
чем. Задушевная простота и грубоватая ласковость его советов
и нравоучений заставили Сергея проникнуться к старику чув­
ством глубокой приязни, почти любви. Сергей сознавал, что
Никифорыч неизмеримо практичнее, опытнее его: крепче стоит
на земле чуть кривыми мускулистыми ногами, многое видел и
знает и многое имеет «себе на уме». Не удивился поэтому Сер­
гей, когда Никифорыч, подтащив вещевой мешок, долго рылся в
белье, портянках, старых рукавицах, пока не нашел белую ба­
ночку с какой-то мазью.
— Помогает, слышь, крепко при побоях, — объяснил он,
зачерпнув черным мизинцем солидную дозу снадобья. Сергей не
возражал. «Значит, верно, помогает при побоях», — решил он и
дал Никифорычу вымазать вздувшийся разбитый висок. Когда
Сергей отказался от предложенного сухаря, Никифорыч вдруг
урезонил его:
— Ты, мил человек, бери и ешь. Приказую тебе... — А по­
молчав, добавил: — Помогать будем друг другу. Это хорошо,
слышь...
На второй день ранним утром всех пленных --">