Алексей Игоревич Костромин - Записи темной души

свежевымытых московских окнах, жёлтые и багровые осенние листья на тротуарах, пушистый снег, падающий с неба, и трели птиц прозрачными весенними ночами – все это наполняло её радостью, и от этого весь окружающий мир представал только декорацией, призванной подчеркнуть Оленькину красоту и изящество, которые в глазах Жени не могли омрачить ни провал на экзаменах, ни несправедливая популярность среди молодых людей Оленькиных школьных подруг.

Женя любила Оленьку безответной и неутолимой любовью младшей сестры – приходя домой, она прислушивалась: дома ли? или ушла на каток? сбежала в кино, в гости к подружкам? Чаще всего Женя находила её в большой комнате перед зеркалом: Оленька репетировала, представляя Любовь Орлову. В такие минуты её было лучше не трогать, и потому Женя садилась в уголок с учебником – готовиться к поступлению в медицинский, куда собиралась этим летом, после десятого класса. Только иногда, поднимая глаза от химических формул, она любовалась сестрой.

Женя привыкла прислушиваться, входя в квартиру, и потому тем зимним днём 1947 года она сразу поняла, что Оленька на кухне: переливчатый девичий смех вторил мужскому голосу. Женя повесила на вешалку пальто (оно было маловато, как и почти все вещи, которые она донашивала после сестры), сняла валенки и повернула на кухню: она замёрзла и ей захотелось горячего чая.

Зимний свет падал из окна. Сидевший, опустив голову, мужчина показался Жене тёмным контуром, почти тенью.

Потом он поднял на неё глаза и улыбнулся.

В Жениной жизни мужская улыбка была редкостью. Как все девочки её поколения, Женя уже четыре года как училась в раздельной школе, где из–за войны не было даже учителей – одни учительницы. И мальчиков, и мужчин она встречала только на улице – если они и улыбались, то глумливой, кривоватой ухмылкой, той, которая заставляет убыстрять шаг и прятать лицо, словно от ветра или от стыда.

Но эта улыбка была совсем иной. Стеснительная и вместе с тем открытая, она как бы говорила миру: «Вот он я, мог бы быть и получше, но уж какой есть». Именно таков редкий (и оттого ещё более обаятельный) тип классической русской улыбки, в ней нет ни кокетства, ни иронии, ни скрытой угрозы. Пройдёт много лет, и Женя узнает её в хроникальных кадрах гагаринского триумфа – ещё до того, как улыбка первого космонавта перейдёт на бесконечные плакаты и открытки.

Но это будет нескоро, а сейчас Женя смотрит на незнакомого мужчину, он улыбается ей, а потом говорит:

– Здравствуй, меня зовут Владимир.

Вот так зимнее солнце морозного дня сведёт их вместе: неприкаянную послевоенную принцессу, вернувшегося с фронта солдата и бедную сиротку из старой сказки.

Запись 27

Варвара до сих пор лежит в кровати. В глубине души мечтая оттуда сбежать, и она даже возможно сможет сбежать…

Запись 28

Виктор очнулся в больнице. Ему многое придется вспоминать многое, прям как Иннокентию Платонову…

Запись 29

Амир закончил писать и аккуратно вышел из-за стола.

Запись 30

Спасибо.

Эпилог

Ну что вот и конец моей книги, я работал очень долго, поработал со многими книги и поменял несколько концепций. Эти где-то два года были очень странные и насыщенные. Еще раз спасибо всем, кто был со мной эти два года!

--">