Александра Авророва , Александра Игоревна Мадунц - Шутка с ядом пополам

него?

— А у кого еще? У Сережки? Он же ученый, прежде всего ученый. Если б ему в руки попало открытие подобного ранга, он не мог бы удержаться и обязательно рассказал о нем. Пускай выдал за свое, но рассказал бы обязательно!

— Это навело бы на подозрения. Едва погибает Бекетов, как его коллега делает гениальное открытие.

— Ну и что! Потом, можно не выдавать результат целиком, а просто говорить о своей работе в этом направлении и постепенно, понемногу сообщать… А совсем удержаться — это свыше Сережиных сил. Его интерес к науке истинный, неподдельный, непреодолимый. К тому же он помешан на экспериментальной части, а Володя наоборот. Узнав по-настоящему интересную теорию, Сережа не смог бы сомкнуть глаз ни на минуту, пока не провел экспериментов, подтверждающих ее или опровергающих. Но ничего подобного он последнюю неделю не делал, я точно знаю. Это не он!

— Вы убеждены? — удивился подобной горячности Игорь Витальевич.

— На сто процентов. Уж в этом-то отношении я знаю его, как облупленного. Мы же работаем вместе много лет! Нет, это не Сережа. А у Панина безупречное алиби, а Женьку Гуревича подозревать смешно. Это Андрей, больше некому. К тому же все совпадает. Кристина не заподозрила бы ничего плохого, увидев его в Володином дворе. Он по своей привычке быстро ее обаял, и между ними были прекрасные отношения.

— Предположим. Но почему никто не знал об открытии Бекетова, а Петренко якобы знал? И вообще, почему Бекетов не сообщил об открытии всем, а лишь такому неподходящему субъекту, как Лидия Петровна?

Марина улыбнулась.

— Было бы не очень логично сперва известить гостей о своем гениальном открытии, а затем — о резком ослаблении интеллекта. К тому же Володя предпочитал выносить свои мысли на суд публики уже совершенно отшлифованными, в красивой форме, а на это требуется время. Но если открытие действительно замечательное, трудно удержаться… пусть случайно, а с языка что-нибудь сорвется. Вот и сказал Лидии Петровне, а до этого — Андрею. Они встречались с Андреем в понедельник вечером в лаборатории, я видела. Если Володю как раз тогда осенило, он мог в упоении поделиться, но, опомнившись, попросить никому пока не рассказывать. Это похоже на правду. И потом, Игорь Витальевич, Петренко, он… ему подходит это убийство. Вот Ане не подходило, а ему подходит.

— Ей, кажется, не подходило, поскольку она не умеет быстро действовать по обстановке? А он умеет?

— Да. Он привык, что ему везет, поэтому часто действует наудачу.

— Некипелов, по вашим словам, тоже из удачников, — заметил Талызин.

— Да, он из удачников, но не из халявщиков. Расчет на халяву — это уже привычка нынешнего поколения, которое ни разу не слышало, что счастье в труде. А нам вбили этот лозунг с младых ногтей, и доставшееся даром нам представляется менее ценным, чем честно заслуженное. Что вам приятнее — получить Нобелевскую премию или выиграть ту же сумму в лотерею?

— Нобелевская премия — это еще и слава, Мариночка.

— Большой выигрыш в наше время тоже может принести славу. Поймите, Игорь Витальевич, я хорошо знаю Сережу и не менее хорошо Андрея. Сереже необходимо самому верить, что он умнее других, а Андрею достаточно, чтобы в это верили окружающие. Вот так приехать и отравить учителя, чтобы на халяву воспользоваться результатом его озарения… да Сережино чувство собственного достоинства не позволило бы ему этого! А Андрей этого чувства лишен. Вспомните их обоих и сравните, Игорь Витальевич. И потом, Сережа уже фактически сделал себе международное имя. Осталось съездить в турне по Штатам, и его акции взлетят к небесам. Зачем ему похищать чужое открытие и всю жизнь потом знать, что возвеличен не по заслугам, если остался один шаг до возвеличивания честным путем?

— Но вы сами говорили — несмотря ни на что, возглавить научную школу где-нибудь за границей Некипелову не светит. А после гениального открытия, наверное, светит?

— Не знаю, Игорь Витальевич. Научная школа создается годами. Здесь у Сережи уже есть серьезный задел, а там, с нуля, да еще с тамошними прагматиками… Зачем ему это? Вот Володя мог бы, и никаких открытий ему для этого не требовалось, но у Володи другой характер.

И Марина, горько вздохнув, добавила:

— Вот и понятно, почему Володя вел себя так странно. Откуда эта нервозность в день юбилея, откуда тот дурацкий тост. Я еще думала — вот он говорит про ослабление интеллекта, неужели не боится --">