Валентина Демьянова - Фам фаталь

посмотрела на меня и с легкой грустью произнесла:

– «Почему»... Короткое слово, а ответить на него трудно. Сначала было не до картин... Какие картины, когда мы с теткой пытались элементарно выжить? Тряслись от страха и делали вид, что мы вовсе не те Галлеры, один из которых был расстрелян как французский шпион, а другая отбывает срок в лагере. Тетка, из опасения, что я случайно проговорюсь, даже не намекнула мне, что нам вернули работы отца. Потом отпустили маму... Она приехала худая, колючая. Тетка опять промолчала о картинах, потому что одно упоминание о них приводило маму в ярость. Правда, когда мама уж чересчур сильно нападала на отца, тетка, нежно его любящая, не выдерживала и становилась на защиту. Вот тогда я и узнала, что отец раньше жил во Франции, потом вернулся...

– Вы не знали, что ваш отец был очень известным художником? – не поверила я.

– Нет, – спокойно подтвердила Вероника Валерьевна. – А откуда бы я могла это узнать? О нем нигде и никогда не упоминалось, он был просто вычеркнут из жизни. Тетка, напуганная случившимся на все оставшиеся годы, на мои вопросы отговаривалась туманными фразами. А позже, когда я все узнала... Как можно было мне, далекой от искусства, определить, насколько хорошим художником он был? Высказывания и мамы, и тетки слишком пристрастны. Это я отлично понимала и ни одной, ни другой не верила.

– Но ведь существовала экспозиция в местном музее, к вам приезжали журналисты, коллекционеры.

– Это все произошло значительно позже.

– И неужели после этого у вас не появился соблазн продать картины и наконец зажить по-человечески? Ведь вы так бедствуете.

– Возникали! И не раз! Но ведь страшно! Очень страшно! Мы с мамой всего лишь две старые женщины, и за нами никого нет. Нас можно обмануть, ограбить. Да просто убить и все забрать! Защитить нас некому. И потом... сколько стоят эти картины? Я в этом ничего не понимаю и, признаюсь честно, боюсь продешевить.

– Можно было съездить в Москву, в тот же Пушкинский музей, проконсультироваться.

– Конечно, можно. Только в музее тоже люди работают! Поймите, я всех боюсь и никому не верю!

Мне страшно признаться, что я вообще владею этими картинами!

– И тем не менее откровенничаете со мной. Почему? Вы ведь меня почти не знаете. А вдруг я вас обману?

Вероника Галлер улыбнулась:

– Не обманете! Я очень внимательно присматривалась к вам. Вы добрая!

При этих словах я почувствовала себя неуютно, а она озабоченно нахмурилась:

– Предлагаю за работу третью часть от продажной стоимости картин. Не мало?

– Нормально, особенно если постараться и продать по хорошей цене.

--">