Анна и Сергей Литвиновы - Через время, через океан

балетной школе получала лишь презренные роли снежинок и колокольчиков, что ей будет рукоплескать лучший театр страны? Могла ли думать, что ее лицо, в общем-то заурядное, привлечет внимание самого замечательного, самого благородного и достойного мужчины в мире?

Когда же спектакль закончился и Виктор поднялся на сцену, лично подал букет ее любимых алых роз (презрев строгое правило театра, что цветы здесь вручают служительницы), она и вовсе почувствовала себя самой счастливой женщиной в мире. И ведать не ведала, что это ее блистательное выступление окажется последним. Потому что сегодня ночью ее мужа не станет.

Виктор погибнет внезапно, нелепо, несправедливо. И его смерть настолько ее ошеломит, что Лидия больше не сможет выступать. Сначала от горя заболеет сама. А после, когда физическая боль отступит, поймет: ее основным козырем на сцене было то всепоглощающее, абсолютное счастье, которое она излучала. Но теперь мужа нет, и быть без него счастливой – абсолютно невозможно...

А дальше – без Виктора и без театра – ее жизнь окончательно покатится под откос. К забвению. К старости. К одиночеству. Медленно и неумолимо, ступенька за ступенькой.

* * *

Я всегда любил приключения – как и положено мальчишкам. У кого детство без них обходилось? Кто не уходил в пираты, не сбегал из дома в поисках сокровищ, не мечтал отыскать необитаемый остров? К тому же мне, в отличие от школьных друзей-приятелей, с родителями повезло. Обычно-то папаши с мамашами лишь ухмыляются, заведи с ними чадо речь о кладах. В лучшем случае просят оставить их в покое, а то и вовсе сажают дите под замок – чтобы не сбежало на свой необитаемый остров. А у меня родители сами романтики. До сих пор помню, как у мамули горели глаза, когда она читала мне сказки про всяческих прекрасных принцев. А отец – тот вообще однажды старинную карту принес. На выцветшей бумаге, с ятями. И к ней – писанное чернилами сопроводительное письмо. Что в дальнем Подмосковье, за пару верст от деревеньки Туканово якобы изрядный клад зарыт. О-о, это были лучшие деньки в моей жизни! Когда вместе с папаней мы разрабатывали маршрут, брали напрокат металлоискатель, потом долго ехали, а ночью, при свете фонариков, копали в искомом квадрате землю... И, кстати, действительно клад нашли: старинный, девятнадцатого века, медный подсвечник.

Я, когда подрос, долго у папани выпытывал – сам ли он все придумал, и карту нарисовал, и подсвечник в чистом поле припрятал. Но тот, партизан, так и не признался. Только еще больше туману напустил. Мол, когда я совсем взрослым стану и докажу ему, что вырос достойным человеком, он мне и вовсе потрясную историю поведает. Про какой-то вроде бы совсем сумасшедший клад, который к тому же и принадлежит мне по праву... Заинтриговал ужасно, но ничего больше не рассказал, одни сплошные родительские напутствия: ты, сын, учись, набирайся мудрости, опыта. Потому как реальные богатства должны доставаться лишь тем, кто имеет право ими владеть. А если сокровище попадет в руки желторотого юнца, у которого к тому же во второй четверти трояк по русскому, то никакого толку не будет. Вот я и гадал: отец во мне стремление учиться таким образом вызывает? А может, он сам в детстве кладов не наискался? Ну, как в том анекдоте, когда мужика спрашивают, сына он хочет или дочку. А тот отвечает: «Конечно, сына! Чтоб наконец железную дорогу купить».

Но, как бы то ни было, родителей я обожал. Никогда они меня не давили, не ломали – что хочешь, то и твори. В разумных пределах, конечно. Сплошных пятерок не требовали, музыкой заниматься не заставляли. Единственное, на чем отец настаивал: чтоб я английский знал, как родной. Не для профессии, а потому, что цивилизованному человеку без иностранного языка никак. А у мамы был другой пунктик, она с детства мне на мозги капала: научись, мол, хоть что-нибудь делать лучше других. Что угодно, пусть даже мелочь. Танцевать, жарить яичницу, чинить розетки, рисовать закат...

Я правда пытался английским языком отделаться – достаточно, что его буду знать лучше, чем окружающие. Но не прокатило. Маман все зудела, что знание языка – умение рядовое. А ей, видите ли, изюминка нужна. Точнее, не ей, а чтобы сын у нее был с изюминкой. Мол, самому мне когда-нибудь это пригодится.

Ну, что ж. Всякие пляски, готовка или картинки – занятия для девчонок, а я, мужчина, выбрал себе другое. Не самое сложное, но эффектное. Я решил научиться смешивать коктейли. Всякие. Лучше любого бармена. --">