отвратительные пытки, которым во имя Господа подвергались люди, считавшиеся еретиками. Мы с вами думаем, что живем в жестокий век, однако наши воспоминания относятся к совсем недавнему прошлому. Любой прилежный студент‐историк скажет, что наша эра – настоящая эпоха просвещения по сравнению с любым другим отрезком истории. Методы, которые применяли инквизиторы, чтобы выбить признание у жертвы, просто невообразимы. Надо отдать им должное, сказочная фантазия.

Акерман вытащил из сумки странное устройство.

– Древняя вещица. Ее прежний владелец настаивал, что это точная копия инструмента, использовавшегося во времена инквизиции. Разве можно не любить eBay?

Он поднял повыше диковинный предмет, составленный из двух больших шипастых кусков дерева, которые соединялись дюймовыми металлическими винтами, и дал пленникам возможность его рассмотреть.

– Это приспособление, названное «дробитель колена», использовали не только по прямому назначению. Когда инквизитор крутил винты, половинки устройства сближались, и шипы входили в плоть жертвы. Инквизитор закручивал винты все туже и туже, пока жертва не давала желаемый ответ. Пытку прекращали и в том случае, если конечность допрашиваемого уже не воспринимала боль.

Розмари плюнула в лицо Акерману и заговорила с акцентом, характерным для жителей Джорджии. Ее слова звучали резко и уверенно: наверняка на этом диалекте женщина говорила в юности, и он проявлялся, когда Розмари была особенно взволнована.

– Вы все равно нас убьете, что бы я ни сказала. Я не сумею спастись сама и не спасу этих мужчин. Встретить собственную смерть – вот и все, что сейчас в моей власти. Я не стану унижаться перед вами и вам подобными. Не собираюсь молить о пощаде. Не дождетесь!

– Уважаю ваши принципы, – кивнул Акерман. – Вы не представляете, сколько я встречал людей, которые винят общество, да и весь мир, за то, что с ними что‐то не так. Все мы в какой‐то степени жертвы обстоятельств. Мы привыкли думать, что распоряжаемся собственной судьбой, однако наша жизнь подчиняется силам, над которыми мы не властны, которых не понимаем. Вот в чем состоит правда жизни. Нас дергает за ниточки невидимый кукловод, и от этого никуда не денешься. Знаете, где у нас реальные рычаги управления? – Он дотронулся кончиком лезвия пятнадцатидюймового ножа до своего виска. – В голове. Я пришел не затем, чтобы вас убить. Удовольствия мне это не доставит. Однако меня тоже дергают за ниточки, как и любого из нас. Сегодня обстоятельства вынуждают меня причинить вам вред – только так я достигну цели. Я очень хорош в своем деле, уважаемая Розмари. Вся моя жизнь – постижение боли и мучений. Времени у меня не много, и я поделюсь с вами лишь толикой своего опыта, но, уверен, и этого будет достаточно. Вы мне все расскажете. Не сможете не рассказать. В вашей власти лишь повлиять на продолжительность собственных страданий. Итак, спрашиваю еще раз: где ваш внук?

Губы Розмари дрогнули, однако женщина промолчала.

Комната была пропитана ароматом корицы, и все же он не мог заглушить запаха пота и первобытного ужаса, которого Акерману так недоставало в последнее время. Он соскучился по страху, по осознанию своего могущества. Тем не менее возбуждение пока следовало сдерживать. Нельзя терять контроль над ситуацией.

– Начнем, пожалуй? Придется немного закрутить гайки – так ведь говорят? Вы удивитесь, но как раз на этом устройстве их и закручивают.

•

Акерман несколько минут забавлялся новой игрушкой, затем глянул на Розмари, подкрутил рукоятки, и полицейский забился от боли.

– Хватит! Я все скажу! – крикнула Розмари. – Он в Спокане, штат Вашингтон. Они прячутся в какой‐то заброшенной слесарной мастерской. Нашли жулика‐риелтора, тот и пустил их. Я уговаривала внука сдаться полиции, даже думала сама обратиться в участок, но живыми они с дружками не дадутся. Внук – это все, что осталось от моей семьи…

По щекам женщины побежали слезы.

Акерман нагнулся над машинкой, ослабил зажимы, сдавившие ноги полисмена, и голова пленника тут же бессильно откинулась на спинку стула.

– Благодарю, Розмари. Я вам верю и даже сочувствую. Ваш внук – плохой парень, однако это ваша плоть и кровь, и вы, несмотря ни на что, его любите.

Он подошел к столу, выдвинул стул, сел прямо перед Розмари и вытащил маленький блокнот в кроваво‐красной обложке.

– Я отношусь к вам с уважением, ценю вашу откровенность. Только поэтому дам вам --">