Кирилл Юрьевич Григорьев - Лекарство для безнадежных

и, протянув руку, погладил пальцами расползающуюся под дождем мокрую шерсть. — Прости, Максим. Я очень многое не успел в этот раз.

Эпилог

Они сидели на скамейке в парке, под сенью расцвеченных всеми цветами осени деревьев. Петровский курил свою неизменную трубку, задрав голову к безоблачному небу. Максим крошил хлеб и кормил драчливых голубей.

— Как же все-таки хорошо! — нарушил молчание Тарас. — Обожаю осень.

— Да вы, по-моему, любое время года любите, — заметил Максим.

— Я вообще жить люблю, — объявил Петровский.

— Я, как выяснилось, тоже, — усмехнулся Максим.

Тарас обернулся к нему.

— Как-то безнадежно прозвучало, — заметил он.

— А как еще может прозвучать? — пожал плечами Максим. — Как вспомню эту мясорубку…

Тарас посмотрел на него внимательно.

— Знаешь, хорошо, что они хотя бы посторонних догадали вывезти. Спасли десять жизней, ни в чем, ни повинных. Плюс дед. Мы же потом беседовали со всеми. Они, конечно, ни сном, ни духом, чем на самом деле их контора занимается. А ты, конечно, тоже хорош. Ну, надо же было такое придумать, а? Ты о собаках прочитал где?

— В кино видел, — буркнул Максим. — Помните, фильм такой был, «К-9»? Ну, про собаку полицейскую. Там герою Джеймса Белуши долго объясняли, кто такой альфа-лидер.

— И кто же?

— Вожак стаи.

— Но зачем, Максим? Ты бы и так их голыми руками…

Максим потер лоб.

— А я знаю? — с тоской произнес он. — Ведь это не я придумал. Там, кстати…, еще кто-нибудь остался?

Петровский помолчал.

— Крыша была с листовым металлом, — сказал Тарас. — И еще оказывается, там какие-то химикаты стояли. Что-то типа склада на свежем воздухе. В общем, всех, как в духовке…. Никакой дождь не спас. Ты когда придумал-то здание поджечь?

Максим опустил голову.

— Не помню. Наверное, когда обнаружил, что Борзов застрелиться успел. От злости, наверное, и поджег. Не слышно о «Сигме»?

— Полностью пропала с рынка. Я, было, подумал, что формулу те товарищи вывезли, которых в начале ты выпустил, а потом уже мы. Их же впопыхах так и не взяли. Но, нет, никаких следов, Максим.

— Я бы их тогда не выпустил. А кто они такие были?

— Да, тоже, те еще подарки, — махнул Петровский рукой. — Из конкурирующей с Шептуном организации. С ними потом, как-нибудь, разберемся. Ты что поделывать-то намерен? Сидеть, страдать и убиваться?

Максим бросил голубям горсть хлебных крошек.

— В себя немного приду и за работу. Ваше предложение все еще в силе?

— А как же. Мои предложения всегда в силе.

Тарас поднялся.

— Ну, ладно, Максим, — сказал он. — Поеду я.

— Ну, здорово, — кивнул тот. — Приехали на полчаса, двадцать минут из которых молча дымили трубкой. Что ж так-то?

— А у тебя уже другой посетитель, — улыбнулся Петровский, кивнув в сторону больничного корпуса. — Ты уж прости старика, взял на себя смелость.

Максим обернулся, и хлебные крошки посыпались у него из руки.

Там, около машины Тараса стояла, робко переминаясь с ноги на ногу, Алена. Вот, поймав его взгляд, подняла руку, неуверенно помахала. Совсем на себя непохоже.

— Тебе ей многое надо рассказать, — произнес Петровский, улыбаясь. — И ей тебе наверняка тоже…. А я уж поеду, Максим. И даже не упрашивай меня, старика, с вами, молодыми, остаться.

КОНЕЦ

--">