Льюис Пэрдью - Дочерь Божья

снова села.

— Счет открыт на ваши с мужем имена, вы оба можете им распоряжаться. Сумма на этом счету в несколько раз превышает ваши обычные комиссионные за проданный антиквариат.

У Зои закружилась голова: речь шла о десятках миллионов долларов.

— Если вы не сумеете отыскать законных владельцев, вам следует принять решение, какому государственному музею или музеям следует их передать в дар. В моем завещании есть параграф, предусматривающий расходы на это.

Зоя открыла рот, но не сумела произнести ни слова. Макс покачал головой:

— Не стоит. Подумайте об этом, утро вечера мудренее. Поговорите с мужем. Ибо я собираюсь взвалить на ваши плечи невообразимую тяжесть ответственности — тайну, значимость которой больше, чем значимость всего этого хранилища. Секрет предков; мистическую истину; знание, которое может потрясти основы человеческих отношений.

— О чем…

Макс снова покачал головой.

— На столе рядом с вами. — Зоя оглянулась и только теперь заметила кожаный портфель. — Дайте посмотреть на это своему мужу. По моим данным, он бегло читает по-древнегречески.

Зоя сумела лишь кивнуть.

— Наверняка он захочет ознакомиться с этим текстом как можно быстрее. — Макса на мгновение прервал жестокий приступ кашля. Справившись, он продолжил: — С нарочным я также отправлю вам одну вещь, которую вынужден хранить в более безопасном месте.

Безопаснее этого? Зоя была изумлена до крайности. Что на свете может быть важнее этой сокровищницы? Макс всмотрелся в ее лицо.

— Сейчас — прямо сию секунду — я решил отослать этот артефакт вам.

— Почему?

— Потому что в ваших глазах я вижу правду, — ответил Макс. — Когда вам его доставят, постарайтесь изучить это внимательнейшим образом. Поговорите с мужем. Вы оба должны быть откровенны друг с другом, когда будете принимать решение. А утром приходите ко мне, сообщите ваше решение, и мы начнем работу.

2

Золото последних лучей заката купало Сета Риджуэя в гогеновских красках, когда он, сидя на диване в гостиничном номере, изучал древний манускрипт, лежавший перед ним на кофейном столике. Наконец Сет выпрямился и посмотрел на Зою.

— А где остальное? — спросил он дрогнувшим от волнения голосом, наклонился и бережно положил последний лист на стопку. Сет был в кроссовках, шортах и некогда темно-синей футболке с надписью «Управление полиции Лос-Анджелеса». От пота после долгой пробежки на майке остались белесые полукруглые разводы на шее и возле подмышек.

Зоя, сидевшая за антикварным секретером в дальнем углу самой большой комнаты «Озерного рая», вынула наушник диктофона, отложила ручку, которой стенографировала запись, и повернулась к нему.

— Он сказал, что собирается прислать остальное завтра.

Ее накрыла волна умиления: стоило взглянуть на его лицо.

Обида больше подошла бы пятилетнему малышу со сломанной игрушкой, нежели сорокалетнему бывшему полицейскому с шестью пулевыми шрамами и степенью доктора философии. Мир знал Сета Риджуэя как крутого парня. Для жуликов и коллег он был живой легендой — отмахиваясь от выстрелов, он производил самые невероятные аресты. Но самое жуткое (по крайней мере, для физкультурного факультета УКЛА, который, на свою беду, однажды записал к нему на курс звезду баскетбола) — добиться зачета «автоматом» у него было почти невозможно. Однако Зоя знала: за мифами, под жесткой оболочкой скрывается мальчишка с распахнутыми от удивления глазами и большим нежным сердцем, наполненным горячей любовью и бесконечной верой. Эта любовь превратила ее жизнь в череду праздников — один лучше другого.

Но Зоя никак не могла понять одного — веры мужа. Он был ученым-религиоведом и прекрасно понимал, на какой хитрости и лжи основана любая религия. И все же он верил. Там, где он отыскивал подтверждения своей веры, она видела только лицемерие. Сама она не верила — не могла верить в бога. А Сет верил. Это была единственная тайна, не рассеявшаяся за все годы их совместной жизни.

— За-автра? — протянул он и, прикрыв глаза, скорчил огорченную мину.

Зоя кивнула, поднялась и подошла к нему. Мощный запах после интенсивной пробежки еще не полностью выветрился, но его естественный мужской аромат всколыхнул в ней приятные воспоминания. Она вспомнила вкус его соли на языке и гладкие валуны его обнаженных мускулов. На долю секунды ей захотелось тут же стянуть с себя летнее --">