Грег Вудланд - Кто свистит в ночи

произошло, – сразу начинало тошнить.

– Не смотри сюда! – Он попытался отпихнуть брата в сторону.

– Хочу – и смотрю! – Эван стряхнул с плеча руку Хэла и уставился на труп.

Кто мог сотворить такое с несчастной собакой? Не просто собакой – крутой немецкой овчаркой. Конечно, это был мужчина; Хэл не мог себе представить, что женщина способна на такую жестокость. Нужно что-то сделать.

– Помоги мне похоронить его.

– Ладно. – Хоть раз в жизни Эван не спорил.

Они дотащили пса до ближайшего дерева, положили у ствола. Хэл собирался выкопать ямку, но земля была твердой как камень, а лопаты у них не было. Братья натаскали мелких веток, прутиков, листьев и засыпали собаку, закутав ее в своеобразный кокон.

– Прочитаешь молитву?

– Я не буду. Читай, если хочешь.

Эван кивнул, прикрыл глаза и сложил руки у груди. Хэл тоже склонил голову – так, на всякий случай.

– Мы не знали тебя, но ты был хорошим псом. Кто-то сотворил с тобой ужасные вещи, но Иисус ждет тебя на небесах, и ангелы ждут, и разные другие собаки…

– Побойся Бога, Эван! У собак нет души, – проворчал Хэл.

– Еще как есть! – возразил тот и продолжил молитву.

Хэлу уже невмоготу было слушать брата: даже не потому, что он сам не верил в Бога, – просто не мог отделаться от ощущения, что за ними кто-то наблюдает и потихоньку глумится над устроенной церемонией. А в Бога он и в самом деле больше не верил, ведь тот не отозвался ни на одну из его молитв. А уж как Хэл молился, чтобы Бог не дал им уехать из Сиднея…

Эван продолжал с чувством молиться, а Хэл тем временем шарил глазами по рощице, холму и оврагу, напряженно прислушивался – не раздастся ли где звук шагов. Цикады вдруг замолкли, и за деревьями что-то хрустнуло. Скрипнуло окно прицепа. По рукам Хэла пробежали мурашки, хотя он по-прежнему никого не видел.

Он вытащил часы. Пять минут двенадцатого? Черт, не может быть! Часы опять остановились. Хэл прищурился, глянул на пылающее солнце. Оно зависло прямо над головой.

– Половина двенадцатого. Бежим домой! – толкнул он Эвана.

– Ибо Твое есть Царство, и сила, и…

– Папа нас убьет, Эван!

– Не убьет… Во веки веков. Аминь.

– Папенькин сынок, – шипел Хэл, оттаскивая брата от импровизированного могильного холма, под которым лежал труп собаки. Не похоронили, так хотя бы спрятали, укрыли тело от недобрых глаз.

* * *

Хлопнула летняя дверь с сеткой. Мик Гудноу поскреб седеющую щетину, подхватил три жестяные миски и приготовился выйти из дома, где его ждало ослепительное солнце и бурные приветствия собак. Он глянул на полуденное небо и шагнул за порог, придерживая миски мощной рукой. Мик направился к проволочному вольеру в углу двора; сухая трава и крапива захрустели под подошвами его форменных ботинок. Две немецкие овчарки прыгали у калитки, шумно прося кенгурятины.

– Кэти, Вилли! Сидеть!

Овчарки уселись в ожидании еды, свесили языки, наблюдая за хозяином, – не собаки, а воплощенная воспитанность. Про третью – Чарли – такого не скажешь.

– А где у нас Чарли? – Молодой пес еще не вышел из конуры. Не среагировать на еду? Наверное, играет, прячется. Мик свистнул. – Чарли? А ну-ка выходи, беги кушать!

Мик поставил миски, открыл калитку и тут же попал в объятия. Собачьи слюни потекли по его форме.

– Чарли! Выходи!

Чарли ему принесла женщина, жившая недалеко от пруда. Она появилась в полицейском участке в тот же день, как Мик переехал в Мурабул. На руках у женщины крутился крупный щенок.

– Слыхала, вы любите овчарок, констебль Гудинаф?

«Гудинаф»… Именно так и прочел бы его фамилию незнакомый человек.

– Произносится «Гуд-ноу», совсем как «ноу-гуд» – «никчемный человечишка», только наоборот, – поправил Мик, сопротивляясь желанию выхватить у хозяйки веселое существо. Женщина явно пришла с твердым намерением пристроить собаку.

– Возьмите Чарли, иначе его выбросят на улицу, сегодня же выбросят. Смирный щеночек – вы и не заметите, что он у вас поселился.

– Да у меня уже двое!

– Что двух держать, что трех – какая разница? – Она сунула щенка Мику в руки и тут же испарилась.

Прошло полгода. Чарли был исключительно беспокойным: две другие овчарки Мика, вместе взятые, ему в подметки не годились. Собака оказалась помесью немецкой овчарки, вот только с кем скрестили его мать – благодетельница сказать не могла. Пес отказывался подчиняться приказам, воспитанию не поддавался. Чарли любил погулять, дома появлялся когда приспичит, но --">