Надя Хедвиг - Ледяная Смерть

тёмных до черноты глазах клубился туман. Неудивительно, что он прячет их под козырьком кепки.

– Что? – переспросил Антон, поворачиваясь правым ухом. – Погромче.

– Кофе? – повторил близнец.

– Да. Черный, без сахара.

– И мне, – сказал я.

– Хотите шоколадный пирог? – не унимался Смотрящий, еще ниже склоняясь над своим блокнотиком в подобострастной позе.

Вряд ли кусок полез бы мне в горло, но я зачем-то кивнула.

– И шоколадный пирог, – сцепив перед собой руки в замок, добавил Антон.

Похоже, за время, что я была без голоса, он привык озвучивать мои желания.

За столиком воцарилась тишина. Антон смотрел на зеленую вазочку между нами, я – на Смотрящего, который загружал зерна в кофемашину. Мускулы у него были, как у Шварцнеггера в юности. Казалось, черная футболка вот-вот лопнет на бицепсах.

– Кто такие Смотрящие? – спросила я, изо всех сил оттягивая вопрос, на который снова не получу ответа.

– Говори погромче.

– Кто такие Смотрящие? – повторила я.

– А. Наблюдатели за миром, – голос Антона звучал отстраненно. – Они следили за тобой, пока ты спала те три года. Потом когда проснулась. Потом они, видимо, следили за Юлей.

– И теперь снова за мной, – угрюмо закончила я, наблюдая за близнецом.

Сейчас этот юный Шварценеггер вернется, и я точно не задам тот вопрос, который хотела. Я набрала воздуха в легкие и выпалила:

– Ты сможешь жить без заморозки?

Антон не шелохнулся. Лицо его не изменилось, только брови чуть поднялись. Взгляд примерз к сцепленным в замок пальцам.

– Поживем-увидим, – после секундного молчания ответил он.

– Ты злишься?

Я с ужасом поняла, что этот вопрос мучил меня даже больше, чем “куда делся Лестер”.

Тонкие, почти бескровные губы Антона дрогнули от едва заметной усмешки. Она была такой горькой, что мне захотелось провалиться.

– Какая теперь разница. Что сделано, то сделано.

Вернулся близнец с подносом.

– Прошу, – он поставил передо мной белую чашку с пенкой капучино и тарелку с черным, посыпанным сахарной пудрой, тортом.

Я почти с облегчением переключилась на него.

– Зачем ты следишь за мной?

Швы опять задергало.

– Я не слежу. Просто должен передать тебе письмо, – не переставая улыбаться, близнец выудил из необъятного фартука сложенный вчетверо белый лист и положил передо мной. – Удачи, – добавил он и, сунув поднос под мышку, удалился.

Пару секунд я разглядывала лист, размышляя, может ли внутри быть яд. Или лезвие. Или скальпель.

– Может, лучше ты откроешь? – нерешительно предложила я Антону.

Он кашлянул. Подняв глаза, я поняла, что он усмехается, но так же невесело, как до этого.

– Боюсь, опция охранника шла в комплекте с должностью Зимней Девы, – сказал он.

Чашка, которую я несла к губам, дрогнула – мне чудом удалось не разлить кофе. Крепкая горечь, приправленная сладостью молочной пенки, медленно растеклась по небу.

Вот тебе и ответ. Получи, что заслужила.

Я молча взяла лист и расправила его – и сразу узнала старомодный почерк с завитушками. Письмо было от Лестера.

Мы не можем получить все, моя радость. Чем больше то, чего мы хотим, тем выше будет цена. Но когда ты поймешь это, боюсь, меня уже не будет рядом.

Если ты это читаешь, поздравляю – ты выбрала, что хотела. Точнее, думала, что хотела. Нормальную жизнь, не так ли? Обыкновенную, без прикрас и фантазий, которой у тебя почти никогда не было. Хотел бы я сказать “поживи так годик-другой, и посмотрим”, но боюсь, твоего решения уже не отменить, а меня не вернуть.

Что ж, живи. Моя самая упрямая фантазия. Мое маленькое чудовище. Не бойся, я не создавал тебя с нуля, как ты – Эдгара. Я тебя услышал. Тогда, на даче, когда ты плакала от одиночества, оно было таким громким, что выплеснулось во вселенную, и я нашел тебя. Я протянул через тебя волшебство, как протягивают ток по генератору. Поэтому тебе хватило сил создать Эдгара. Поэтому ты никогда не была одна – как и мечтала.

Тебе придется научиться жить иначе. Учти: я хотел для тебя другой жизни. Хотел и дальше быть рядом. Я почти уверен, что если ты все-таки окажешься рядом со своим чудищем, то скажешь ему то, что я всегда хотел тебе сказать. Угадал? Угадал… Я слишком хорошо тебя знаю.

Живи, Вера. Моё упрямое, нежное, чуткое, сильное и жестокое дитя. Живи за всех, кто погиб по твоей милости.

Дочитав, я поняла, что руки у меня дрожат, а строчки --">