Елена Шумара - Если я буду нужен

деревом, порошком для стирки, сухим молоком. И еще чем-то очень знакомым, но ни на что знакомое не похожим. Чердак вовсе не был заброшенным. Сюда приходили, и часто. Складывали и забирали вещи, говорили, невзначай роняли окурки, развешивали между балками белье и тихие звуки.

Звуки. В темном пятне у стены что-то стукнуло и зашуршало. «Крыса», – подумал я и с досадой посмотрел на свои голые ноги.

– Договоримся, – сказал я крысе, но на всякий случай шагнул назад.

Из пятна же шагнуло вперед и замерло, поливаемое светом уличного фонаря.

Девочка – одного со мной роста, в пышном платье, с бантом на макушке и тоже босая.

Я шумно сглотнул и выдохнул:

– Эй!

Внутри дернуло, обожгло, затопило горьким по самые края. Зачем она здесь? Кто пустил ее сюда? Сюда, где все придумал я, я, я?..

Мой мир не был мне верен.

Заболело в груди, стало тяжело дышать. Закричал:

– Я злой, злой! – И начал кашлять, хватаясь за живот.

Девочка молчала. Свет бил ей в затылок, и я не видел лица.

Грубо, рывком развернул ее к окну, заглянул в глаза.

Там не было ничего – только я, маленький семилетний я, очень напуганный и очень злой. В красивых глазах красивой девочки – урод, скрюченный, скользкий, мятый.

Больно, больно в груди и животе. Нечем дышать. Я схватил с подоконника что-то тяжелое и со всего маху саданул этого урода. Потом еще и еще раз. Девочка закричала, схватилась за лицо, из-под пальцев ее потекло темное…

Меня принесли с чердака, покрытого испариной и слезами. Я звал, просил прощения, рвался обратно. Но меня держали, и я видел только белые стены и мутные пятна чьих-то лиц.

Она пришла. Через девять лет, когда от моего разбитого детства не осталось ни осколков, ни воспоминаний. Я полюбил ее, как полюбил бы себя – того себя, у которого детство не закончилось в семь.

Глава 2 Кто ты такой?

Алине шестнадцать лет

Он смотрел тяжело, исподлобья. Тускло смотрел, вязко, с каким-то тошнотворным прищуром. Кривил рот, молчал и ждал. Ждал, когда она подойдет ближе…

Алина шумно вздохнула, как всхлипнула. Устало прижалась лбом к стене. Он был напечатанный, этот гадкий человек. Приколотый желтоголовыми булавками к стенду «Информация». Он пах бумагой и краской. И не мог дотянуться до нее.

Прошептала:

– Кто ты такой?

Облизала губы. Горько. Не страшно, но как-то маетно. Как во сне, когда бежишь, бежишь, а все на том же месте. И ноги ватные, и воздух натягивается, как полиэтиленовая пленка…

Разыскивается Хасс Павел Петрович, 50 лет.

Находится в состоянии психической нестабильности. Опасен для окружающих.

При встрече не вступайте в контакт. Позвоните в полицию.

– Алиночка, детка, вот тебе цветы! Ты что такая? Не нравится, да?

Мама. Белоснежная как невеста, вся в накрахмаленных кружевах. Рот – пунцовым бантом, русые кудряшки – пружинами. Строгая второклассная училка. Ну ладно, ладно, училка второклассников. Встретила своих птенцов, по партам рассадила, дань букетную собрала. Из этой дани Алине и перепало. Первосентябрьское б/у.

– Что-то ты бледненькая, а? – Мама втиснула в потную Алинину ладонь лохматые астры. – Где болит?

Не болело нигде. Но со стенда смотрело – муторно, дико. Мама скользнула взглядом по этому дикому, охнула и шлепнула Алину по лицу, закрывая рукой глаза.

– Мама! – Алина вывернулась из-под жарких пальцев.

– Не смотри, не надо!

– Да я не смотрю!

– Ты будешь волноваться, милая. А тебе нельзя, ты же знаешь, – мама вымучила улыбку, – иди на свой классный час, иди…

Но Алина уже волновалась. Дрожали руки, тяжелело в животе, и запах у астр был нестерпимо терпкий. Она начала считать ступеньки, сперва медленно, потом торопливо, сбивая дыхание: «…цать три…цать четыре…цать пять…» Колотилось сердце, и дети разных размеров мелькали цветными пятнами.

Однажды это было так же, только не на стене, а кажется, на самом деле – злые глаза, оскал кривых зубов, запах крови и старого пота. Крик, вой, земля, уходящая из-под ног. Кажется, было… Но где и когда? Память скулит, тасует картинки, подсовывает по одной, но все не то, не то… А было ли вообще?

– Стой, несчастная! Заблудился. С тобой пойду.

Алина резко обернулась, хлестнув волосами по жесткому чужому плечу. Новенький. Тот самый, неприятный, который ударил ее полчаса назад.

Случилось это на линейке. Стояли уже долго, устали. Табличка «10-Б» в руках --">