Дэвид Хэйр - Дыхание жизни

Фрэнсис. Хорошо. Это связано с Мартином.

Мадлен. И что?

Фрэнсис. Косвенно.

Мадлен. Где он?

Фрэнсис. Где ОН?

Мадлен. Да.

Фрэнсис. В Сиэтле.

Мадлен слегка передергивает плечами.

Мадлен. Ну что ж, там, в Сиэтле, хотя бы случаются землетрясения.

Фрэнсис. Да, говорят, бывают.

Мадлен. И огромные волны во время прилива. В целом, кажется, там складывается довольно обнадеживающая картина.

Фрэнсис. А вы не знали? Он вам не пишет?

Мадлен. Где он живет? В хижине, в лесной чаще? Он все еще работает? Чем он занимается?

Фрэнсис. Мартин?

Мадлен. Честно говоря, я давно не произносила его имени. По крайней мере, вслух. «Мартин». (Она какое-то время смотрит на Фрэнсис). Что вам предложить? Может, чаю?

Фрэнсис не обращает внимания на вопрос.

Фрэнсис. Люди обращаются со мной так, будто я все еще ужасно страдаю. Это трудно объяснить, но я свое отстрадала. Все прошло. «Но как же, — говорят вокруг, — тебе, должно быть, так больно». Мне было больно. А теперь уже не больно.

Мадлен. У вас своя жизнь.

Фрэнсис. Да, конечно. У меня теперь очень много дел.

Мадлен. У меня нет телевизора, но я знаю, будь он у меня, я бы все время видела там вас.

Фрэнсис. Да, вы бы меня увидели. (Фрэнсис улыбается). Мартин упоминал об этом.

Мадлен. О чем?

Фрэнсис. Что вы презираете телевидение.

Мадлен. «Презираю?» Слишком сильно сказано. Просто у меня нет телевизора, вот и все.

Фрэнсис. А почему?

Мадлен выказывает нетерпение.

Мадлен. Послушайте, может, оставим все это? Я давно не упражнялась в подобных делах. Как там американцы говорят? «Я больше этой мышцей не пользуюсь».

Фрэнсис. Какой мышцей?

Мадлен. Которая приводит в действие рот.

Фрэнсис. О чем это вы? Хотите сказать, что совсем не разговариваете?

Мадлен. Крайне редко.

Фрэнсис. Вы сами сделали такой выбор?

Мадлен. Я не давала обета молчания, если вы это имеете в виду. Не в культовом смысле.

Фрэнсис. А вам не одиноко?

Мадлен холодно улыбается.

Мадлен. Нет, я ничего о нем не слышала, и нет, он мне не пишет. С чего бы ему мне писать?

Фрэнсис. Я подумала, может, вы поддерживаете связь.

Мадлен. Мартин никогда не писал писем, насколько я знаю. Он нацарапывал маленькие записочки.

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Только изредка, такие маленькие желтые клеящиеся листочки. «Мне надо идти. Мартин». «Пока». «Насчет прошлой ночи: прости, я никогда больше так не буду». Но чтобы целое письмо — нет, никогда. А вам он писал?

Фрэнсис. Ну, ему этого и не требовалось, верно? (Фрэнсис делает несколько шагов, проходя дальше в комнату). Да и сейчас я не бросаюсь каждое утро проверять почту в надежде увидеть штемпель из Сиэтла, если вы об этом спрашиваете.

Мадлен. Нет?

Фрэнсис. Вовсе нет.

Мадлен. А ему там разрешили практиковать?

Фрэнсис. Думаю, да.

Мадлен. Это ведь как водительские права? Его делом можно заниматься в любой стране.

Фрэнсис. Честно говоря, не знаю.

Мадлен. А разве их законы не отличаются от наших?

Фрэнсис. Думаю, они относятся к законам серьезнее, чем мы.

Мадлен. Да, и законов у них намного больше, и вообще все американцы постоянно околачиваются в судах.

Фрэнсис. Как будто там им могут чем-то помочь. В этом-то вся разница. Они убеждены, что закон на их стороне.

Мадлен. А мне кажется, они просто любят всегда выигрывать.

Фрэнсис. Думаете, в этом все дело?

Мадлен. Конечно. Им нравятся полновесные победы. Что же до судов, то это место ничем не хуже других. (Мадлен уже не так напряжена, она становится мягче). Как вы думаете, Мартин поэтому туда поехал?

Фрэнсис. Нет, не думаю.

Мадлен. Тогда из-за общественного положения?

Фрэнсис. Тоже вряд ли.

Мадлен. Может, он все же хотел занять определенное положение в обществе. Ведь там юристы все равно, что священники. Я имею в виду, в Америке. Возможно, он потому туда и уехал? Может, ему казалось, что там он сумеет оказаться в самой гуще событий?

Фрэнсис. Мартин…

Обе улыбаются, не веря в вероятность последнего предположения.

Мадлен. Знаете, мне всегда режет глаз…

Фрэнсис. Что?

Мадлен. Когда читаешь в газетах: «Было унесено столько-то жизней американцев…»

Фрэнсис. О, да.

--">