Андрей Арсеньевич Тарковский , Фридрих Наумович Горенштейн , Александр Наумович Митта , Андрей Сергеевич Михалков-Кончаловский - Киносценарии: Нечаянные радости. Светлый ветер. Потусторонние путешествия

макароны. Водка русская.

Надо было быть идиотом, чтобы произносить под это дело какие-то слова из придуманной жизни. Да и нужды не было. Я открыл фотоаппарат. И писатель забеспокоился.

— Я надену рубашку. Галстука не надо?

Я вынул диктофон и быстро поставил его на стол.

— Пусть он пишет, а мы сами по себе поговорим.

И потекли сказочные полтора часа. Естественно, я слушал и не вторгался в монолог. Не каждый день говоришь с человеком, который объявлен последней остановкой на маршруте «Пушкин, далее — вечность»...

Я, как говорят в народе, оттянулся.

На следующий день пришла расплата. При прослушивании что-то хрюкало: «хр-бр... прхх-вхиз...»

Оказалось, что почти вся пленка из микрокассеты замялась при записи. Мне придется восстановить то, что застряло в моей расслабленной памяти, и использовать клочки незамятой пленки. Может, оно и к лучшему. Фридрих Горенштейн — огромный писатель, один из немногих оригинальных умов. Одновременно философ, художник и критик общества. При этом он прост, естественен и неукротим.

«...У меня высокий престиж, множество статей в лучших изданиях, но, к сожалению, этот престиж не переходит в реальные деньги. Я не могу писать бестселлеры. Это покупают те, кто едет на вокзал. Разве «Фауст» Гете был бестселлером? Тем не менее я живу на свои деньги, оплачиваю эту квартиру и все остальное — но все на пределе. Хотя беспрерывно выходят мои книги.

Я не могу ничего делать для денег. Вот этот сценарий «Ариэль», который мы писали с Тарковским. Он был вначале задуман, чтобы заработать денег. Но это как-то быстро ушло. Андрей понимал, что снимать Евангелие ему не дадут, и он решил сочинить что-то похожее на евангельскую тему.

Я работал со многими режиссерами: с Михалковым, с Аликом Хамраевым, с Резо Эсадзе. К сожалению, мне не всегда везло. Например, я вложил большой труд в сценарий «Комедии ошибок» Шекспира покойного режиссера Гаузнера, которому долго не давали работать. Но это еще не признак таланта. А с Тарковским я делал «Солярис». Планов работы у нас было много: «Дом с башенкой», сценарий «Ариэль», который журнал публикует. И уже когда Андрей был здесь, на Западе, мы собрались делать «Гамлета». У меня были с ним сложные отношения, что скрывать. Он был человек непростой. Да и я тоже. И не всегда мы были друзьями. К сожалению, его окружали тут не слишком приличные люди. Это, конечно, печально.

Последний раз, когда мы с ним расстались в кафе «Крайслер», он мне сказал: «Я пойду сделаю маленькую картинку, и мы сядем работать...» Пошел, так и не вернулся.

...Я люблю работать для конкретного режиссера. Для меня, как для портного, удовольствие сшить костюм по фигуре. Но надо, чтобы режиссер заявил, что он хочет. Вот с Никитой (Михалковым — А. М.) я бы охотно еще поработал. Я делал с ним «Рабу любви». Он знает, что ему надо. А с Андроном (Кончаловским — А. М.) я больше работать не стану. Он не говорит, что ему надо. Тарковский тоже не говорил. Я должен был сам понять. Ему было трудно сказать словами то, что он хочет. И наши отношения были совсем не просты. Но я ощущал что-то конкретное. А у Андрона я этого не ощущаю. И Саша Зельдович тоже не дает ощущения конкретности. Он мне очень напоминает молодого Юлика Карасика. Как он, кстати?

(Я ничего не мог сказать.)

А вот режиссер Вальтер фон Триер заказал мне сценарий. Я написал втрое больше, чем надо, буду печатать как кинороман. Но он прислал мне письмо с точными указаниями — что, где и насколько сократить или развить. И все опирается на ясный режиссерский замысел. С таким режиссером приятно работать.

Я думаю, главная беда кино и театра состоит в оригинальности идей. Тяжелей всего проникнуть в идею автора. А легче всего придумывать свои оригинальные идеи, чтобы не утруждать себя в проникновении в глубины идей автора.

Странно, что в России нет сегодня кино. Я не верю, что это надолго. Эта демократия и возможность делать все что угодно — они нанесли большой урон консервативному представлению об искусстве. Без этого искусство невозможно, как музыка без мелодии. Теперь одни интерпретации без мелодии. Это невозможно.

...Я написал статью о сути событий в Чечне. Она называется «Бомбы на Россию». Это бомбы, которыми ООН забрасывает Боснию, они летят на Россию.

— Но ведь всем известно, что сербы жестоко и бесчеловечно убивают, мучают и насилуют мусульман. Они режут изнасилованных женщин, устраивают бойни и кровавые бани. --">