Павел Федорович Парфин - Новая погоня

Гера. Но как ты это делаешь? Берешь телефон и… Я смогу так же, как ты?

Алек. Кинься под машину, может, и у тебя случится то же… Я не могу объяснить тебе механизм моего дара. Просто я умею настраиваться. А когда я настроюсь, внутри меня раздается звонок, и я немедля хватаю свой мобильный телефон и пеленгую душу объекта.

Гера. Пеленгую душу… Здорово сказано. (Пауза.) А ты можешь сейчас позвонить Немой женщине?

Алек. Могу. Но сначала мне нужно настроиться.

Гера. И все?

Алек. Да, главное дождаться звонка.

Гера. Но как же ты услышишь ее, чувак? Ведь она немая. Немая женщина!

Алек. Зато ее душа болтлива. Наверняка. Как у любой женщины.

Гера. Хм, ты прав, я не подумал об этом… И что после этого? Когда ты услышишь ее душу?

Алек. Я буду знать, что она чувствует в данный момент. О чем думает, что собирается делать куда бежать, где скрыться. Как только я услышу, чем живет ее душа, я сразу же сообщу тебе об этом.

Гера (загоревшись, потирает руки). А вот тогда настанет моя очередь. Я отыщу ее, где бы она ни спряталась: под землей, на небе, в лесу или толпе. Я непременно настигну ее, как бы далеко она ни была от нас. От меня не уйти, потому что я…

Алек. Человек-аккумулятор.

Гера. Да. Вообще-то у меня много кличек. Мне лично по душе — Солнцеход.

Алек. Солнцеход… А что, звучит. И, небось, в самую точку?

Гера. В самое сердце.

Алек. В самое сердце… Круто, чувак. Ты прямо как поэт.

Гера. Я инвалид, а не поэт… Восемь лет назад, когда мы с мамой жили в том горном городке… (Внезапно приходит в ярость.) Чтоб они сдохли, сволочи! И те, которые!.. И эти тоже — ведь они ничем не лучше тех!

Алек. Послушай, если тебе больно вспоминать…

Гера. А кто еще вспомнит мою маму, если не я?!.. Я до сих пор помню ту бомбежку. Уши сдавило от жуткой, невыносимой тишины, а в глазах какое-то сумасшедшее мельтешение. Туда-сюда проносятся камни, пули, куски окровавленной плоти… Сколько тогда ни искали мать, так и не нашли. Может, прямым попаданием ее накрыло. А меня ранило осколком. В самое сердце. Иван Сергеевич сказал, что ничего нельзя сделать.

Алек. А кто он, этот Иван Сергеич, что берет на себя такое?

Гера (хватает пистолет и, молниеносно выбросив вперед левую руку, наводит пистолет на лоб Алека). Не трожь Ивана Сергеевича! Я за него кому хочешь глотку перегрызу! Он меня с того света вернул. Хирург от Бога, в военном госпитале, в том же горном городке, оперировал меня. (Опускает руку, со стуком бряцает пистолетом о стол.) Ты можешь это понять?.. А потом дядьке моему, что из Харькова за мною примчался, всю подноготную рассказал. Что осколок засел в моем сердце крепко. И придется мне жить с осколком всю оставшуюся… И что осколок этот — кусок солнечной батареи.

Алек. Да ну?

Гера. Я тебе врать, что ли, буду? Вот, возьми. (Протягивает Алеку финку.) Убедись сам, если не веришь.

Алек. Да верю, верю я… Не могу понять одного: откуда он взялся в тот момент?

Гера. Осколок, что ли? Хрен его знает. Взялся — и все тут… Но, знаешь, я рад. Я благодарен тому осколку. Бомбежка та гребаная не пощадила матушку, а меня… Из меня сделала супермена, а из сердца — вечный двигатель!.. Ну, почти вечный. По крайней мере, если стоит солнечная погода и я как положено заряжусь на солнышке, тогда… Тогда, пацаны, берегись! Я могу три недели без подзарядки и отдыха шагать в любом направлении. Лезть в гору, переплывать реки, совершать стокилометровые марш-броски. Я излучаю энергию, я заряжаюсь этой самой энергией!.. (Пауза.) А какой я трахальщик? Я всегда готов и могу столько, сколько хочет женщина. Даже больше, если вовремя меня не остановить… Когда женщины узнают об этой моей способности, они не дают мне прохода.

Алек. А Немая женщина?

Гера. Что Немая?

Алек. Я хотел спросить, она тоже от тебя без ума?

Гера. Ну, не знаю. Когда я ее увижу, когда она увидит меня… Да еще ни одна баба не устояла, чем Немая лучше?! Не устоит и она, вот увидишь. Ты давай, делай свое дело — запеленгуй ее душу. А за мной не постоит. Давай, звони, чего сидишь?