Леонид Николаевич Андреев - Реквием

бледный могильный свет, неясное озарение; будто сотни светляков или мокрых гнилушек зажгли свое сияние. Сотканный из света, возникает неясный волнующий образ женщины , которая была прекрасной.

Голос Директора (в темноте). Боже мой! Образ движется.

Маскированный. Взгляните на наших деревянных зрителей, господин директор: даже они взволнованы. Кто это проходит?

Директор. Оставьте меня.

Образ движется.

Маскированный. Или в вашей труппе есть актеры, которые вам незнакомы, господин директор? Но мне кажется, что это вам знакомо.

Смеется. Свет гаснет. Молчание. Тьма. И когда вспыхивает свет лампочек, все является на своем месте: пустая эстрада, намалеванные зрители , а в промежутке высокий черный человек в черной маске и Директор. Но Директор очень бледен – почти как призрак.

(Говорит ласково.) Вы устали, господин директор? Я вас утомил? Вы так бледны.

Директор. Легкое нездоровье.

Маскированный. Но тогда вам необходимо лечиться, мой дорогой. Я пришлю вам своего доктора.

Директор (кланяется). Я польщен вниманием Вашей светлости. Но где прикажете приготовить вам место на завтрашний спектакль? Здесь? (Указывает на пустое кресло, стоящее в одном ряду с намалеванными зрителями.)

Некоторое время смотрят друг на друга.

Маскированный (говорит медленно). Нет.

Директор. Но…

Маскированный. Нет. Я приду только к концу представления.

Директор. Когда застрелится актер?

Маскированный. Да, приблизительно около этого часа.

Директор (в сильном волнении схватывает его за руку и бормочет). Но я умоляю вас!.. Придите раньше. Придите к началу… Вы меня пугаете… Кто вы? Вы как тот неизвестный, который пришел к Моцарту и заказал ему Реквием и больше не являлся, а Реквием звучал над Моцартом, над Моцартом. Не вы ли приходили к Моцарту?

Маскированный. Нет.

Директор. Вы лжете.

Маскированный. А вы забываетесь.

Директор (угрожающе шепчет). Говори, или я сорву с тебя маску.

Молчание.

Маскированный (отвечает спокойно и весело). Если это игра, то спектакль еще не начинался, господин директор? Что с вами? Вы знаете прекрасно, зачем я к вам пришел, и я слышу явственно, как в вашем кармане побрякивает мое золото. Или я вам не доплатил? Скажите, и вы получите сполна. Но вы очень бледны, мой дорогой.

Директор (хмуро). Простите меня, Ваша светлость. Но с тех пор как я имею дело с актерами…

Маскированный. Вы легко теряете границу… я понимаю вас. Итак, до завтра. Надеюсь завтра видеть вас вполне здоровым – я так доволен вами, что было бы жаль, было бы жаль. Но во всяком случае я пришлю своего доктора. Да, да, не возражайте: если не для вас, то он пригоден будет для актеров ваших – чтобы констатировать их смерть. Без этого ведь не хоронят, так, кажется? Хотя я надеюсь, что это будет театральная смерть, не так ли? – та смерть, после которой мертвецы с друзьями и любовницами идут в веселый кабачок и там гуляют до утра. Отнюдь не больше, господин директор, вы такой шутник, я знаю вас… Нет, нет, не провожайте меня, я сам найду дорогу. Прощайте.

Последние слова доносятся уже из темноты. Директор, словно окаменевший в позе почтительного поклона, медленно распрямляет спину, откидывает бледную голову и смотрит вслед ушедшему. Там хлопает одна дверь, другая – и еще их словно подхватывает ветер, и закрываются они с громким, все удаляющимся стуком. Тишина. С внезапной резкостью Директор кричит:

Эй, вы. Пойдите сюда!

Из темноты, как более тяжелый сгусток ее, появляется Режиссер. Молчаливо ждет.

Директор. Вы можете идти. Свет я погашу сам. Там нет никого?

Режиссер. Никого.

Директор (гневно). Я знаю ваши штучки! Вы опять?

Режиссер молчит.

Я вам покажу, кто здесь хозяин. Дайте свет на эстраду и уходите. Я хочу быть один. Вы слышите… или вы оглохли? Уходите.

Режиссер исчезает. Через мгновение вспыхивает свет рампы и озаряет эстраду. И опять слышно последовательное хлопанье многих дверей – кто-то долго и далеко уходит.

(Прислушивается.) Раз-два-три… Как странно: откуда взялось столько дверей? Еще одна… две. --">