Дмитрий Львович Быков - Синдром Черныша. Рассказы, пьесы

Ж. Скучно. Скучно все это, Крон, ужасно скучно. Да и вообще. Три часа уже. Все, поиграли.

М1. Какое поиграли, ничего не поиграли, я вообще, можно сказать, только появился, у нас двадцать минут еще...

Ж. Ну хорошо. Тогда я переодетая мужчина.

М1. Как мужчина?

М. Как мужчина?

Ж. Ну так, мужчина, мадам Баттерфляй, не знаю. Всегда была мужчина, и ум такой у меня мужской, и ноги волосатые, во. (Показывает ноги.) Если б я не эпилировала, ты бы давно заметил. Как тебе такой ход? На сколько это потянет?

М1. Ни на сколько не потянет, чушь собачья.

Ж. Ну вот видишь? Все, схема исчерпана, на будущий год другую придумаем. Самое обидное, что так ничего и не решили.

М (неожиданно серьезно). Ну, а что тут можно решить, девочка? Что тут можно решить, и кто может решать, кроме тебя?

Ж. Да ну помогите же мне уже как-нибудь! Четвертый год маемся этой фигней, я не могу уже, честное слово...

М1 (так же серьезно). Если не можешь выбрать из двух, найди третьего.

Ж (взрываясь). Где?! Кого?! Какого третьего я себе найду, кретин? Мальчика сниму? На девочек переброшусь? Все связано с двумя идиотами, все на них повернуто, сплю с одним — думаю про другого, приходит другой — жалею первого... Какой к дьяволу третий? Ты представь: будет какой-нибудь новый, он нормальный, хороший человек. Он любви хочет, большой и чистой. И получает меня, которая любила одного, встретила другого и теперь всю жизнь так разрывается, и врозь не может, и вместе не может... Господи, если бы хоть вместе жить, так ведь нельзя вместе! Все пробовали, все невыносимо. Теперь игрушки эти... блин...

М. Но ты же сама хотела игрушки. Вспомни, мы с тобой все время во что-нибудь играли. То ты была Мария— Антуанетта, а я Людовик. То еще что-нибудь...

М1. И мы играли! Ты же не можешь иначе, Женька, что ты нас-то винишь? У нас, конечно, было без Людовиков, у нас было попроще — но свое отыграли, и очень прилично. Я даже один раз был Елизавета. Нет, серьезно!

М. А она что, Мария Стюарт?

М1 (с застенчивой улыбкой). Нет, что ты, она была Глостер...

М. Какой Глостер?

М1. Да не знаю, ты у нас историк, а не я. Черт ногу сломит, там этих Глостеров было больше, чем Людовиков. Короче, было так: я, значит, девственница-королева, но она ужасно влюблена и все дела, и она мне показывает все мужские приемы обольщения. Чтобы я, значит, узнал себя и устыдился. А потом все-таки она овладела мной, конечно, ей же иначе неинтересно, — но прелюдия должна быть долгая и обязательно литературная. Да, я главное забыл — мы же все это время разговаривали пятистопным ямбом! Ты прикинь, всю дорогу ямбом. Потом привязалось, я уж иначе и не мог: «Любимая, ты вынесла ведро?»

Ж.

Не вынесла, не вынесла, любимый!

Я столько выносила от тебя —

Попреки, скуку, склоки, вероломство,

Аборт, еще аборт... Но не ведро!

Ты вынесешь и сам его, мой ангел!

М1.

Заметь, не я сегодня это начал!

Я вообще тебя не попрекал!

Я даже не просил, а лишь спросил...

Хоть мог бы заглянуть: ведро на месте!

Ну вот, пойду и вынесу. Добавлю

К тому, что вынес, новую печаль...

Прикинь, Борис, и так четыре года!

Ж.

И что, все эти годы ты томился?

М1.

Нет, не вполне. Все это даже мило,

Но иногда... затрахивает, блин.

Особенно еще визиты эти.

Ведь, кажется, решили — ан опять.

Борис, зачем ты ходишь к нам, скажи?

Ведь все решили — и опять ты ходишь!

Как маятник, как лошади по кругу,

Как поршень, блин, в турбине, блин, вообще!

Ну что ты в ней особого нашел,

Ну что б тебе оставить нас в покое,

Ну что б тебе кого-нибудь найти

С такими ж волосатыми ногами!

Ведь каждый раз, как я иду на службу,

Я все боюсь, что ты шмыгнешь сюда!

Все кончено! Забудь про нас совсем!

Ну, посылай открытки с Новым годом,

Ну, улыбнись, коль встретимся в метро,

Но не ходи к своей жене, несчастный!

Она уже давно моя жена!

Мы счастливы! Ты это понимаешь?

М. Вижу я, как вы счастливы...

М1.

Нет, ты уж отвечай мне тоже ямбом,

Иначе силы будут неравны!

Она тебя не любит, понимаешь?