Николай Владимирович Лакутин - Рейс в Новодраченино. Пьеса на 5 человек

В автобусе на какое-то время повисает молчание.

Люба и Николай ненароком посматривают на Тамару изучающую роспись в ожидании пояснений, но она не спешит их давать.

Не дождавшись разъяснений, оборачиваются по направлению движения, смотрят вдаль простирающихся красот. Косятся на Гошу.

ТАМАРА (складывая блокнот в сумочку): Да откуда вам его знать, небось, по филармониям-то не ходите?

НИКОЛАЙ (возмущённо): Чего? Да у меня жена в городской филармонии отмотала десятку. Ты что думаешь, если не во фраке человек, значит, кроме водки и огурца ничего в жизни не видел?

ТАМАРА: А кем ваша жена работает в филармонии?

Гоша с любопытством оборачивается, глядя на Николая.

НИКОЛАЙ (надменно) Капельдинером!

Гоша улыбается и возвращается к гаджету.

ЛЮБА: Кем, дядь Коль?

НИКОЛАЙ (негромко): Билетером, в общем.

В автобусе вновь повисает молчание.

ТАМАРА (глядя в окно): Первая скрипка за Уралом.

Степан внимательно смотрит через зеркало на Тамару, потом на Гошу.

СТЕПАН: Это, с каких это пор деятели культуры такие деньги стали зарабатывать, чтобы за час по пятьдесят – шестьдесят тысяч рублей легко на ветер?

Гоша отвлекается от телефона.

ГОША: Послушайте, я же не лезу ни в чей карман. Зачем вы пытаетесь навести ревизию в моём?

СТЕПАН: Да нет, просто интересно. Извини, если обидел. Я просто считал, что музыканты гроши получают. Знать ошибся.

В автобусе ненадолго повисает молчание.

Гоша отвлекается от смартфона, о чём-то своём думает и обращается к Степану.

ГОША: Вы не ошиблись. Так и есть. Музыкальная карьера мне не приносит особых прибылей. То, что я зарабатываю скрипкой, хватает только на бензин. Честно говоря, не понимаю, как, и на что живут коллеги. Перебиваются заказными концертами, халтурками. Кто как, в общем. Стоило ли ради этого семь лет в музыкальной школе учиться да потом ещё в консерваториях…

Пассажиры автобуса внимательно слушают. Степан время от времени поглядывает на парня.

ГОША: Деньгами я обязан отцу. Да и всем остальным тоже. Он сколотил успешный бизнес в девяностых годах, успел, в общем, оказаться на гребне волны. И поэтому сделал так, чтобы его дети не нуждались ни в чём. Чтобы занимались в жизни тем, чем хочется нам. Не тем, чем вынуждены заниматься, чтобы добыть копейку, а именно тем, чем нам самим хочется, тем, что нам нравится. У меня есть ещё сестра. Она картины пишет. В Европе её хорошо знают, она там и живёт последние четыре года. Так что деньги у меня от отца. Трачу его капиталы.

Гоша умолкает, смотрит в окно.

ГОША: Это не слишком разумно в плане приумножения имеющихся средств. У меня нет жилки бизнесмена, но с другой стороны, зачем же эти деньги гноить на банковских счетах, если от них нет никакого проку здесь в жизни, в реальной жизни, а не на бумаге, или электронных отчётах, которым, по сути, грош – цена.

Гоша оборачивается назад, смотрит на Тамару, потом на Любу и Николая.

ГОША: Всем что у меня есть, я обязан отцу.

Пауза в несколько секунд.

Гоша опускает голову, продолжает рассказ.

ГОША: Он позвонил мне сегодня утром, сказал, что плохо себя чувствует и до вечера может не дотянуть. Что нужно успеть перекинуться последним словом и решить несколько формальностей. А через два часа мне позвонили из больницы этого городка или села, Новодраченино, сказали, что старик плох. Поэтому я спешу.

Степан грустно качает головой.

Слышен рёв мотора, автобус набирает обороты.

НИКОЛАЙ (Гоше): Это часом не Антон Григорьевич, твой отец?

ГОША: Он самый!

Пассажиры переключают внимание на Николая.

Гоша сидит не оборачиваясь.

НИКОЛАЙ: Знаю его… немного. Неординарная личность.

ГОША: Это точно.

НИКОЛАЙ: Лет пять назад он приехал в нашу трущобу. Построил двухэтажный дом за одно лето. С соседями всегда держал дистанцию, близко не подпускал и сам никому в душу не лез.

ГОША: Он не только с вами так общался, сколько его знаю, всегда так. Помочь чем – всегда без вопросов, а дружбу близкую никогда ни с кем не водил.

НИКОЛАЙ: Это да, помню в позапрошлом году сел на брюхо на своих Жигулях. Весна, дорога разбита.