Андрей Леонидович Кучаев , Александр Николаевич Мишарин - К своим

на Валеру, друзья-морячки из соседних комнат возились с телевизором.

— Как покупочка, а, Валер? Законно?! Обмоем? — радостно обнял Валерия Кабан.

— Перебьешься!

Тот, что спал, не выдержал.

— Совесть есть? Человек со смены!

— Ладно, Жор, такое дело… — Кабан радовался от характера. — Цветной, законно?

— В тридцать пятой — «Радуга», пусть теперь заткнутся! — сказал морячок, хотя и был не из этой комнаты. — «Рубин» куда как лучше.

— Законно!

— Что-то со звуком, — кивнул Толя на телевизор.

— Мастера надо вызвать, — сказал Валера. — Пережжете.

— Ладно, мастера! — Георгий встал, отбросив одеяло, и приник к телевизору.

— Мы и сами с усами! — радостно потер руки Кабан. — Точно, Жор?!

На экране появились экзотические острова, океанский прибой, пальмы. Ребята притихли.

— А звука нет… — печально повторил Толя.

Кабан неожиданно ударил по ящику, экран тут же погас, зато появился звук: «Эти пернатые встречаются только здесь, их осталось немногим более…» Кабан еще раз стукнул: исчез и звук.

— Кабан ты и есть! — в сердцах сказал Толя.

— Новый куплю! Законно!

— Ты купишь, — протянул Георгий.

— Да я три таких прогудел!

— Ну и дурак, — сказал Валера. — Починим ящик, а тебя на порог не пустим.

— Валер, ты что? Или ты не рабочий человек? Из-за паршивого ящика? Да на нас земля держится, Валер! Мы — сила! Да мы сто таких телевизоров купим! Деньги, они что? Тьфу! Разве мы за деньги работаем?! Просто у нас звание такое. Рабочая кость! А ты из-за паршивого ящика! Хочешь, я по три смены буду работать? Подряд? За месяц тебе на новый заработаю. Хочешь?

— А когда свалишься, кто за тебя работать будет?

— Я?! Свалюсь?! Да я… У меня жила — не порвать!

— Не у таких рвалась, — не глядя на Кабана, сказал Хангаев.

— Толян, ты наш человек? — вдруг усомнился Кабан и повернулся за поддержкой к Валере Иванову.

— Ваш я человек! Ваш… — вдруг ожесточенно и быстро ответил Хангаев. Хотел еще что-то добавить, но осекся и тут же стал прежним — обаятельным, своим, То-ляном. — Ладно, Кабан. Мне в четыре на смену. А я ночь не спал.

— Подумаешь — ночь! — сморщился Кабан. — Все вы одно и то же: ночь, смена, план, «бабки». А я хочу жить. Хозяин я, в конце концов? Или не хозяин? Да я всему комбинату, может быть, хозяин… Всей жизни. Да я завтра…

Валера вдруг вскочил:

— Не понял, что? Инвалидом хочешь стать? Ты думаешь, у тебя два сердца? Три? А чем дальше жить-то будешь? На пенсию?

— Да я… — Кабан не ожидал такого бешенства, таких побелевших глаз Валеры. — Ладно, Валер, мы еще повкалываем до пенсии… Заметано?

Валера машинально хлопнул его по ладони, взял пальто и пошел из комнаты.

В переполненном автобусе едут рабочие на комбинат, и среди них мрачный Валера. Доносится отрывок разговора:

— Японцы предложили проект, сам слышал: весь город — под колпак. А у нас еще лучше проект!

— Тоже под колпак?

— Не! Полная автоматизация! На комбинате — ни одного человека, все автоматически.

— А мы?

— А нас — под землю.

— В шахту, что ли?

— Не. Там тоже автоматика.

— А чего мы-то под землей делаем?

— Мы?.. А мы — поддерживаем вечную мерзлоту, понял?!

— Комбинат, — объявляет через динамик голос водителя.

Приметы комбината видны в городе повсюду. И тут, на переговорном пункте, где стекло кабин для видеосвязи, модерновая конторка, электронное табло и даже африканский вид на рекламе «Аэрофлота», предлагающего посетить всего-навсего Гагру, и тут из окон — трубы и дымы, карьер, водосброс ТЭЦ, а разговора ожидают рабочий в каске строителя, водитель в бушлате, и кто-то зычно кричит из кабинки: «Да, устроился! Да, в общежитии! Да, сто восемьдесят, по четвертому. Пока! Пока!».

Валера, дремавший в углу, вздрагивает от слов, сказанных по трансляции: «Москва, видео, четвертая кабина!». Он торопливо прошел в кабину.

На экране телевизора возникло лицо пожилого горца, он беззвучно двигал губами.

— Привет, Валер, это я… — послышался женский голос.