Павел Владимирович Засодимский - Азальгеш

сияющее небо… Она могла мечтать обо всем, пока взгляд ее тонул в небесной лазури…

При первом же взгляде на землю пропадала ее мечта. Она опять видела себя узницей в каменной башне… Опять перед нею бежит, шумит Юрзуф и скрывается во тьме дикого ущелья. Опять перед нею стеной встают высокие горы, по склонам их леса темнеют, а выше их нагромождены серые, голые массы каменных глыб. На вершинах гор снег белеет и блестит. Иногда облака спускаются низко, заволакивая горы густыми клубами, и в ту пору их снежные вершины как бы висят на воздухе… Горы и горы, одна другой выше; утесы да скалы, одна другой круче, и там и сям между гор – черные, зияющие трещины… Словно боги в минуту раздражения и гнева на род людской набросали эти горы одна на другую и, бросая как попало раскалывали, разбивали их на тысячи кусков и обломками их усеяли все окрестные долины, ложбины, ущелья и русла рек… Азальгеш грустно вздыхала и слезы туманили ей глаза. Конечно, и здесь природа была прекрасна во всей своей дикости: величавы эти горные громады, живописны их леса, красивы их цветущие долины. Но все эти прелести не могли утешить Азальгеш… Она тосковала. Сердце-вещун шептало ей, что вокруг нее творится что-то недоброе… Порой из селений смутно доносились до нее как будто крики, стоны и плач… «Что происходит там?» – в тягостном раздумье спрашивала она себя. Темные предчувствия томили ее…

Вечером Бурумир, возвращаясь домой, повсюду оставлял за собой скорбь и отчаяние. Перед мостом он раздавался со своими воинами и громко, пронзительно свистал. Этим свистом он давал знать жене о своем приближении. Если ночь была темна и месяц не светил, Азальгеш подходила к окну башни и, выставив свою правую светящуюся руку, озаряла ему путь. А путь был опасен: один неверный шаг и можно было полететь с этого холщового моста в холодные и быстрые волны бурливого Юрзуфа… Голубоватым, ярким светом сияла рука Азальгеш, и на этот спасительный огонек тихо и осторожно пробирался по висячему мосту князь Бурумир.

Бурумир являлся к жене, приняв свой обычный спокойный, беспечный вид.

– Не скучала ли ты, моя дорогая? – спрашивал он жену, раздвигая свои мрачно-нахмуренные брови.

– Мне было очень, очень скучно, князь! – со вздохом отвечала ему та.

– Ну, вот я опять с тобою! – утешал он ее.

– Мне слышалось, что там, в долине, как будто кто-то стонал! – говорила Азальгеш.

– То, вероятно, ветер в лесу завывал!.. – успокаивал ее Бурумир.

– Мне слышался чей-то плач… – продолжала она.

– Это на могиле матери плакала одна девочка-сирота…

– И ты утешил ее? – спрашивала Азальгеш.

– Утешил! – глухим голосом отвечал ей Бурумир.

– Мне чудилось, как будто, там, в селенье, кого-то били…

– Нет! Это – за селением сваи вбивали на берегу реки!..

– Князь! Рука твоя – в крови! – в ужасе вскричала Азальгеш, поднимаясь со своего ложа и пристально смотря на мужа.

– Да! Мы сегодня охотились славно! Я двух кабанов убил… – говорил Бурумир, подбочениваясь и крутя свой черный, длинный ус.

– Князь! Помни клятву! – сказала ему Азальгеш.

– Помню! – как бы нехотя отозвался он. – А теперь – вина! Эй! – кричал князь и громко хлопал в ладоши.

И слуги с испуганными лицами сбегались на его зов…

IV

Князь ужинал вдвоем с Азальгеш; потом они шли на покой, но покоя не было для Бурумира… Подозрительность и тайные, темные страхи росли в нем не по дням, а по часам. Всю ночь вокруг башни стояла многочисленная стража. Звон вестового колокола, висевшего на башенной платформе, должен был извещать стражу о приближении неприятеля или вообще о какой бы то ни было опасности, угрожающей князю.

После ужина Бурумир приказывал всем служителям удаляться в нижнее жилье и сам, собственноручно, тяжелыми железными запорами замыкал за ними дверь. Потом по лестнице Бурумир пробирался с женой через люк в верхний этаж башни, где были спальни. Подвижную лестницу он поднимал за собою, люк закрывал подъемною дверью, дверь запирал каким-то мудреным замком и ставил на нее свою кровать.

Азальгеш не раз говорила ему: «Зачем столько предосторожностей и тревог?»

– У меня есть сильные враги! Людям нельзя доверять!.. – постоянно возражал он.

Вечер с женой, за стаканом вина, он еще коротал кое-как, но когда сгущались сумерки, страх нападал на него. Нечистая совесть мучила Бурумира… Он бродил из угла в угол, ища и не находя себе покоя. С замиранием сердца прислушивался он к каждому малейшему --">