Ребекка Ф. Кенни - Спички и омела

фермершу Лотту за плечо.

— Можно мне втиснуться? — ее голос, казалось, растворился в морозном воздухе в тот момент, когда она заговорила. Возможно, голос стал тише от частого молчания. Тисл не любила разговаривать; обычные темы для разговоров в деревне казались ей довольно скучными. Воспитание детей и цыплят, смена огородных культур и выполнение поручений ее не интересовали. Несколько раз она пыталась говорить о других вещах — о географии и музыке, о дизайне кораблей и военных стратегиях — о вещах, про которые она прочитала в книгах дедушки. Но, возможно, она говорила об этих вещах скучно, назидательно, потому что казалось, что никто, кроме деда, не хотел ее слушать. Или, возможно, ей не хватало яркости, красоты и живости, чтобы привлечь внимание соседей. Наверное, в ней что-то было не так. Поэтому она вообще перестала говорить, за исключением самых простых приветствий и необходимых фраз.

— Могу я найти местечко? — снова спросила она у Лотты, на этот раз громче.

— У нас здесь его полно, дорогая, — ответила хозяйка, не оборачиваясь. — Попробуй посмотреть подальше.

Тисл прошла еще несколько шагов и снова спросила, только чтобы получить аналогичный ответ. Нет места, двигайся дальше.

Ее сердце колотилось о книгу, которую она прижимала к груди, как щит. Она наклонила голову, позволив волосам упасть по обе стороны лица, потому что глаза у нее теперь сильно щипало, что было верным предзнаменованием предстоящих слез. Она обошла стол по кругу, и для нее нигде не нашлось места.

Если бы дедушка был жив, он бы оставил ей место. Все хотели, чтобы он был рядом, а он всегда хотел, чтобы рядом с ним была Тисл.

В конце стола Тисл резко повернулась, намереваясь поспешить домой и поплакать.

Но она столкнулась со стеной из кожи и шерсти. Вздрогнув, она вдохнула мускусный, пряный аромат шкур животных и соснового масла. В запахе чувствовался металлический оттенок, который царапал ее ноздри.

Ее голова откинулась назад.

Она смотрела прямо в затененный капюшон Ведьмака.

Он носил лоскутную маску на нижней половине лица. Над маской блестели его глаза, два голубых пятнышка в ямах закопченной тьмы.

— Идем, — сказал он.

Она никогда не слышала, чтобы он говорил. Он всегда проворачивал свои делишки молча. Гравий в его низком голосе проникал ей под кожу, вызывая мурашки.

— Идем, — повторил он.

Тисл сглотнула.

— Почему?

— Ты нежеланная. Ты пойдешь со мной.

Ее горло сжалось, легкие задрожали, пульс участился.

— Нет, — она отступила назад.

— Все, что нежеланное, мое. Сделка, которую я заключил с этой деревней давным-давно. Ты возвращаешься со мной, или все, что я давал десятилетиями, обратится в прах. Еда, которую ели эти люди, и вино, которое они пили, превратятся в грязь и дождевую воду в их желудках.

Вздохи ужаса и крики ужаса поднялись со стола позади Тисл. Некоторые дети начали плакать.

Казалось, грудь Тисл может широко раскрыться и извергнуть слезы и кровь, ее сердце плыло по волне горя.

Она была нужной, пока дедушка не умер. Но не более того.

Если она останется, и слова Ведьмака сбудутся, ее будут ненавидеть, и тогда Тисл окончательно убедится, что является нежеланной.

— Куда ты меня отведешь? — спросила она.

Ведьмак поднял одну сильно укутанную руку.

— В лес.

Тисл посмотрела за соломенные крыши коттеджей, на линию деревьев. Некоторые деревья были голыми, листья по зиме опали, но у большинства были толстые темно-зеленые ветви, покрытые вчерашним снегом. За ними громоздились все новые и новые деревья, слой за слоем, каждый из которых был темнее и выше предыдущего. Бесконечный лес, огромный и таинственный, беззвучная пасть, открывающаяся, чтобы поглотить ее целиком.

Думая о вступлениях, она уставилась на мешок Ведьмака.

— Я должна идти туда?

— Да.

— Я… — она поперхнулась вопросом и сделала паузу, чтобы собраться с духом. — Я выйду снова?

Ведьмак не ответил. Он только смотрел.

Тисл повернулась, чтобы осмотреть стол, ее взгляд скользил по знакомым лицам, проверяя их на мягкость, на сочувствие. Она нашла немного

--">