Народное творчество - Русские народные сказки Сибири о богатырях

отражает воспоминание о лесе как о месте, где производился обряд, с другой стороны, — как о входе в царство мертвых. Оба представления тесно связаны друг с другом»^[27].

Тайга в сибирских сказках чаще всего — конкретное место действия, а не граница, отделяющая иной мир. Описание конкретизировалось, приобрело реальные черты, отразившие локальный элемент.

Воздействие лесного быта проявилось, в частности, в том, что избушка в сибирских скачках утратила свой зооморфный вид, связанный с обрядом инициации. Традиционный быт сибирского крестьянства оказал влияние на первоначальный образ. В Сибири пашня, пастбище, сенокос находились, как правило, далеко за пределами деревни. На пастбищах строились для пастухов избушки (заимки), а в тайге — зимовья, где охотники могли жить зимой. Поэтому-то в сибирских сказках вместо избушки на курьих ножках встречается чаще всего лесная обыкновенная избушка. Герой разыскивает царя Ирода: «День прошел, второй кончился. Видит, на краю леска домик стоит и бабка около ворот сидит, семечки лущит, на него поглядывает»^[28]. В сказке баргузинского сказочника В. И. Плеханова о Бове-королевиче царь посылает Бову на заимку, где он должен пасти скот^[29]. У Антона Чирошника в сказке «Марья-царевна»: «Была весна, пришлось безводной местностью идти, задолила его жажда, до того жажда — пересохло в роте. Хоть бы где заимочка, воды бы разжиться»^[30].

Нередки в сказке местные названия, которые приближают слушателей к реальной обстановке. Так, у Н. Н. Ларионова про Змея огненного говорится: «А он там в гольцах будто бы живет» (показывает на гольцы, где живет змей огненный). У Г. А. Тугарина сибирская топонимика проявляется в сказке «Волшебное кольцо»: «Там, за Байкалом у ней первый был, настоящий жених». Змей увозит царевну за Байкал, на берегу Байкала сидит царевна в ожидании змея, который должен ее съесть. На Койморских озерах охотится герой сказки Магая «Аленушка-чудесница».

В сибирской сказке действующими лицами выступают часто животные, характерные для сибирской тайги, — соболи, белки и др. У А. А. Шелиховой (на сюжеты сказок «Лиса и петух», «Лиса и волк»): «Жили-были коток, соболек и петушок. Надо котку и собольку идти на охоту за ловлей»^[31]. У Магая в сказке «Чудесная винтовка» действуют кот и соболь; в этой же сказке нашло отражение промысловое хозяйство Сибири: «Иван купеческий сын думает: все же соболя растить буду сам, еще куплю одного, будет парочка. И буду разводить соболей»^[32]. В сказке Василия Пятницкого на сюжет «Неверная жена» у собаки кличка «Соболек»^[33].

Своеобразие сибирской сказки проявляется также в обилии бытовых деталей, ситуаций, картин, диалогов. Земледелие, «ямщина», лесной промысел, охота, пища, одежда сибиряков, обряды — все это органически вошло в сказку. Например, очень ярко разработан эпизод сватания в сказке Г. А. Тугарина «Волшебное кольцо». Мать героя приходит к царю свататься: «Заходит она в помещение, богу помолилась, на все четыре стороны поклонилась и наверх смотрит: где тут мотня — не ошибиться бы, прямо под мотней сесть-свататься ведь пришла»^[34].

Отражена в сказке и такая деталь, как выкорчевка деревьев. Первые засельщики расчищали место для пашни, отвоевывали у тайги землю, и воспоминания о событиях тех времен сохранились в сказках. В сказке А. А. Шелиховой Илья Муромец помогает родителям выкорчевывать пни^[35]; в сказке Магая Портупей-прапорщик работает у хозяйки, выкорчевывает пни, распахивает пашню, за свой труд он получает коня и «саблю вострую». «Если на пути будут какие препятствия или будет тебе лес преградою, то стоит махнуть этой саблей, и она будет пролаживать дорогу», — говорит ему хозяин^[36]. Особенно подробно описывается раскорчевка леса под пашни в сказке Г. А. Тугарина: «У крестьян пашни мало было. Отец думал-думал, взял топор, отправился в тайгу. Подглядел себе местечко, приходит домой, детей собрал, пошли шшотку чистить. Шшотку вычистили коло десятины, спахали ее, на другой же год вспахали, взяли посеяли пшеницу белояровую, и отец ходит, смотрит. Не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет, так ета пшеничка растет…»^[37] Это — необычное вступление к сюжету о воре, который стал пшеницу воровать, «про кобылицу, хвост и грива золотые, алмазные копыта, златом жемчугом овиты…»^[38].

В другой сказке Г. А. Тугарина — на сюжет «Волшебное кольцо» — можно видеть также --">