Гарри Тертлдав - Междуречье

все-таки предпочитал быть сильным червем. Взгляд его скользнул по улице ко дворцу лугала, единственному зданию в городе, близкому по размеру и величию храму Энгибила. Кимаш-лугал, конечно, делал Энгибилу богатые приношения, но Гибилом правил самостоятельно, как и его отец, и дед до него.

В стране Кудурру можно было найти пару городов, которыми правили люди без божественного покровительства. Но в остальных энси — верховные жрецы — передавали народу волю местного бога, а были и такие города, которыми правили сами боги. Не хотел бы Шарур жить в таком. Тамошние жители представлялись ему какими-то заторможенными.

Он так глубоко погрузился в размышления о силе, что не заметил Нингаль и прошел мимо.

— Эй! — окликнула она. — Что это ты не здороваешься?

— А-а, привет, — кивнул он и сразу почувствовал себя дурак дураком.

Нингаль поставила корзинку с яйцами, поскольку она мешала ей упереть руки в бока и принять раздраженный вид.

— Я вот смотрю, — язвительно произнесла она, — ты слишком много думаешь, весь в себя уходишь так, что прочий мир вроде как тебя и не касается.

— Еще как касается, особенно когда я на тебя смотрю, — нашелся с ответом Шарур. По улыбке Нингаль он понял, что она вовсе не сердится. Как и другие зажиточные женщины Гибила, она носила льняную тунику, вроде бы и закрывавшую ее от шеи почти до колен, да только в такую жару туника прилипала к телу и почти не скрывала ее стройную фигурку. Глаза девушки сверкали; белейшие зубы блестели; волосы падали на плечи крутыми локонами. Шарур продолжал: — Вот съезжу в горы, заработаю денег, как раз наберется на выкуп за невесту твоему отцу.

— Почем тебе знать, что я за тебя пойду? — задорно спросила Нингаль, тряхнув головой, чтобы кудри рассыпались по плечам. — Ты вон даже и не замечаешь меня…

Шарур покраснел, хотя и сомневался, заметит ли Нингаль его смущение. И он сам, и она, да и вообще все жители Междуречья, уродились смуглыми, с темными волосами и глазами. В Лараванглале, далекой юго-восточной стране, откуда везли олово, люди были еще темнее, правда, бороды у них росли плохо. Некоторые горцы Алашкурру рождались зеленоглазыми или даже сероглазыми, встречались люди с каштановыми волосами, а то и вовсе рыжие. Не все вокруг были черноволосыми, но большинство все же походило на Шарура и его родичей.

— Ну что же, так и скажешь отцу, что не пойдешь за меня? — со снисходительной улыбкой спросил Шарур.

— Думаешь, он меня послушает? Вот уж не уверена. Он вознамерился отдать меня замуж именно за тебя. Хочет соединить наши семьи. — От улыбки на щеке Нингаль появилась симпатичная ямочка. — Не буду ему возражать. Себе дороже.

— Правильно сделаешь. — Шарур постарался не показать своего облегчения. Он очень хотел, чтобы брак состоялся. Как и все пары в Гибиле, семьи создавались по настоянию родителей, мнения молодых никто не спрашивал. Но они с Нингаль знали друг друга с детства, с тех пор как малышами играли в пыли на Кузнечной улице. И, между прочим, всегда ладили. Как только Шарур начал подумывать о женитьбе, ни о ком, кроме Нингаль, он и не вспоминал.

— Думаешь, правильно? — Нингаль снова начала злиться. — И это все, что ты можешь сказать?

Конечно, она хотела, чтобы он стал горячо настаивать. Юноша снял шляпу, зачерпнул горсть пыли и посыпал голову, демонстрируя раскаяние.

— О, милостивая госпожа, прости своего верного раба, — взвыл он неубедительным тоном.

Нингаль подняла корзину и замахнулась на него яйцом.

— Ладно, — со смехом проговорила она, — прощаю — Она поволокла корзину к дому.

Шарур смотрел, как плавно ходят ее бедра под облегающей тканью.

Как только она скрылась из виду, он пошел домой. Отец, Эрешгун, считал кожаные мешки с рудой. «Семьдесят два, семьдесят три… О, здравствуй, сынок». Он разогнул спину и кивнул Шаруру. Они были очень похожи, хотя лицо отца избороздили морщины, а волосы и искусно завитую бороду побило сединой.

Младший брат Шарура, Тупшарру, кивнул. В левой руке он держал табличку из сырой глины, а в правой — стилус.

— Отец, мы закончим с этой партией или отложим пока?

— Отложим, — Эрешгун подумал. — Авось табличка не засохнет. Сейчас выпьем по кружке пива и продолжим. — Кувшин с пивом и несколько глиняных чашек стояли на маленьком столике из золотистого мелкозернистого дерева, привезенного с гор Алашкурру. В самом Кудурру росли только пальмы и тополя. Их древесина, хотя и дешевая, не --">