Игорь Николаев , Михаил Олегович Рагимов (Иркуйем) - Плохие люди

уж не по-человечески. Закрыл лицо ладонями, пробежал еще несколько шагов…

Душа не успела спрятаться в пятках. Краткий миг полета сменился всплеском. Холодная вода накрыла с головой. Дыхание перехватило. Бертран в ужасе заколотил руками и ногами, выскочил на поверхность, пытаясь отдышаться, но лишь наглотался воды. И темнота вокруг! Он лихорадочно загреб, с размаху ткнулся о берег, чуть не переломав пальцы. Обрыв! Попытался вцепиться, но только зря раскрошил комья земли. Отвалился в сторону, попробовал ногами нащупать дно. Тщетно!

И тогда Бертран отдался на волю стихии. Течение подхватило парня и потащило за собой.

Холодная вода остудила раны и укусы — да и сами пчелы остались где-то далеко, потерялись во время безумного забега сквозь сучья… Бертран перевернулся на живот, начал понемногу подгребать к своему берегу, надеясь, что не перепутал. А то всякое бывает — перепутаешь, из сил выбьешься, а без толку. Иди потом в обход несколько лиг. Выручало то, что обрыв казался в ночи вовсе уж черным пятном. Греби себе, прикидывая, где чернота посветлее, где потемнее…

К счастью, плыть пришлось недолго. Река делала крутой поворот, загибая русло. Крутость берега тут сходила на нет, становясь отмелью, длинным песчаным языком.

Бертран ткнулся в отмель, зашарил руками, царапая и без того, раненые пальцы. Встал на четвереньки. Начал подниматься. Медленно, как старик. Побрел по отмели, по колено в воде. Болело все, все могло болеть.

— И отчего бы Ганне меня просто не приколоть теми вилами, — покачал головой Бертран, жалуясь бледной луне. — Так нет же, никак! Все у меня не как у людей, все какими-то другими путями хожу…

Берег оказался глинистым, а оттого удивительно скользким. Трава же, то резала ладони, то вырывалась при малейшем усилии. Бертран сперва считал падения, после сбился. Наконец, выбрался на сухое. Лег, уткнувшись в куст. Попытался вздохнуть поглубже. Ненависть к самому себе душила надежнее веревочной петли. Слезы полились сами собой.

Бертран лежал в грязи, задыхался, обливался слезами. И совершенно не понимал, что делать дальше.

Хоть и говорят, что когда люди вешаются, то мочат штаны, а то и гадятся. Но все же, лежал бы он в гробу молодой и красивый. И каждый бы понимал, что именно он, этакая злобная скотина, довел до смерти несчастного Бертрана ди Суи! А по такому уроду, какой он сейчас — грязный, вонючий, исцарапанный, никто и слезинки не проронит, когда будут хоронить. Если вообще признают в нем человека и соседа! А то решат, что неведомая микава забрела из Пустошей и сдохла от осознания, какая она, в сущности, гнусь и говно.

Бертран лежал долго, пока от холода не стало сводить мелкой судорогой конечности. Попутно думал, что в гроб его не положат, потому что гроб — это доски, это работа, это дорого. Сунут на костер из горючего камня, а в огне красивым не полежишь. А если поджилки перерезать забудут, станет мертвец корчиться, когда припечет… Еще и камнями посмертно закидают, проломив голову, перебив кости…

В конце концов, когда серебристая луна покатилась к закату, то есть к солнечному восходу, парень устал заниматься самогрызаньем. Поднялся, еще немного погрустил, да и побрел назад. В деревне есть не один опустевший дом, где можно скрасить сном последние квадрансы темноты. Не будет дома — пойдет и сарай! А утром, едва только солнце начнет свой подъем, он навсегда покинет проклятую Суру! Еще и покажет напоследок похабный жест со всем старанием. Прямо с холма, что сразу за перекрестом!

До города идти пару дней, но это всяко ближе, чем на край света, к псиглавцам, русалкам и подземным карлам. Опять же, можно и сквозь Выверний лес пройти, сократив дорожку. А крепкие руки и за городскими стенами нужны, на житие заработается. В канаве он уже побывал, ею не испугать.

Если, конечно, Бертран проснется, не сгорев за ночь от простуды.

Глава 2 Горит все огнем

Бертран надеялся проснуться до первых лучей солнца, чтобы успеть уйти как можно дальше. Но насыщенный событиями вечер вымотал до полнейшего изумления. Только лег в уголок, на прелую солому, накрылся с головой старым рваным мешком, изгнав из него семейство пыльных и недовольных крыс, как мгновенно заснул — словно по затылку врезали. И спал, спал, спал…

А за щелястыми стенами из кривого горбыля солнце успело не только выбраться из-за --">