Алёна Ершова - Сказки Бернамского леса

Оглянулся - смотрит птица на дереве сидит большая, белая, а через нее луч закатный пробивается. Не по себе стало Ойсину. Не знает, как быть, то ли ручей перешагнуть и обезопасить себя от нечисти, то ли, наоборот, подойти ближе да на чудо Бернамского леса полюбоваться. Наконец решился, сделал шаг навстречу. Призрачная птица хлопнула крыльями, взлетела на дальнюю ветку, склонила голову на бок и уперлась белесым глазом в скальда. Он хотел было отойти, но с ужасом осознал, что не может ступить ни вперед, ни назад. Однако, прежде чем он успел что-либо предпринять, птица издала трель. Темную, глубокую, наполненную печалью. Трель эта обернулась призрачной стрелой и пронзила сердце скальда. Слезы покатились из его глаз. Ойсин смял на груди рубаху и осел на камень.

Птица замолчала и уставилась на скальда, словно проверяя жив ли тот. А потом вновь запела. Ойсин хотел закрыть руками уши, но обнаружил, что в одной до сих пор держит лютню. Зажал лады, дернул струны, отзеркаливая птичью мелодию. Глаза застилали слезы, грудь давило, но Ойсин играл, вторя птице.

Уже солнце спряталось в корнях деревьев, а они все состязались, стараясь одолеть друг друга. Наконец, дивное создание ударилась о землю, и разлетелось по траве сотней огней. Наваждение спало, фений рвано выдохнул и отнял от струн стертые в кровь пальцы. Посмотрел на россыпь светлячков, протянул руку поднять один. Маленький яркий шарик вспыхнул и стал втягивать липкую кровь, наливаясь алым. Ойсин почувствовал, что слабеет. Сжал кулак и провалился в спасительный мрак.

III

Очнулся фений от женского смеха. Поднял окаменевшие веки, и тут же зажмурился, боясь спугнуть видение. В ручье плескались девицы, краше которых он не видел. Незнакомки метали в него взгляды-стрелы да хохотали звонкими колокольчиками.

— Хорошенький какой!

— А волосы у него, что кунья шерсть!

— Ой, что там волосы, ты на руки погляди. Какие тонкие пальцы. Хотела бы я в его лютню превратиться. Вы видели, как он прижимал ее, как гладил натянутые струны?

— Видели, видели. Но я б лучше его флейтой стала, вы взгляните на эти губы.

— Да мы б послушали, как он играет на тебе.

— Цыц дурехи, не видите, проснулся скальд!

Последний голос был особенно прекрасен. Как морозный воздух, что одновременно свеж и колюч. Ойсин повернул голову и открыл глаза. Сердцу в груди стало тесно. На влажном камне сидела нагая сереброволосая сида. Маленькая ножка ее скользила по глади воды, поднимая жемчужные брызги. Фений замер не в силах оторвать взгляда от крошечной стопы. Захотелось подползти на брюхе, словно верный пес, и облизать каждый розовый пальчик.

— Где ж твое хваленое красноречие, герой? – изогнула изящную бровь красавица.

Вдруг застежка на вороте скальда накалилась и обожгла шею. Морок спал. Дышать стало легче. Ойсин тряхнул головой. Сида не изменилась, но желание лежать у ее ног пропало. Он поднялся и только сейчас заметил, что все еще сжимает кулак. Раскрыл его и увидел кольцо с алым рубином. Усмехнулся и надел сверкающий ободок на палец.

— Хорошо ж вы, лесные хозяева, гостей встречаете! — произнес он, разминая затекшие плечи, — Нет, чтобы к себе пригласить, накормить, беседой развлечь, вы злой морок насылаете!

Сида удивилась. Улыбка, что играла на лице ее, вмиг сделалась острой, стальной, холодной. Подружки замолчали.

— А не побоишься нашим гостем быть? – наконец спросила она.

— Именно страх перед неизведанным толкает меня вперед.

— Ну что ж не споткнись герой на пути к своей цели.

Сида встала и подошла к Ойсину. Протянула руку желая дотронуться до щеки скальда, но передумала и сжала тонкие пальцы в кулак.

— Так даже интересней… Следуй за мной. И, да, можешь называть меня Блодвейт, человек.

Ойсин подхватил лютню и пошел. Тропа вильнула, воздух дрогнул, являя черный провал Холма. Красавица сделала следующий шаг и пропала. Скальд, не раздумывая, шагнул за ней…

Холм Аргатлам легко принял человека в свое нутро, но выпускать не торопился. Сиды желали, чтобы Ойсин играл для них день и ночь, ел их хлеб и пил их вино, танцевал с прекрасными девами и ни о чем не тревожился. Хозяину Холмов понравился храбрый фений, а вот дочь короля туатов, прекрасная Блодвейт, сидела темнее тучи.

— Что тебя тревожит, свет мой? – поинтересовался Нуад.

— Этот скальд, — Блодвейт капризно поджала губы, – он танцует с Ападев третий танец подряд, а на --">