Гарет Ханрахан - Святой из тени

богатства, насланное Благословенным Болом, превратило бы его в кричащее золото, или его проткнула бы пика из лунного света. Даже если бы он пережил вторжение, то, вероятно, был бы убит в дикой жертвенной оргии, когда банды боевых жрецов прочесывали улицы, вырезая целые районы согласно похоронным обрядам того или иного бога. Шпион видел, как святоши толкали изукрашенные резьбой баки – из переполненных резервуаров выплескивались морская вода и кровь, в них людей топили, поклоняясь Кракену. Для Благословенного Бола братские могилы усыпались монетами. Царицу Львов чтили каннибальскими пиршествами. Даже нашелся способ ускорить небыстрое бальзамирование Ткача Судеб – мумификация проходит чересчур долго, но импортные гвердонские алхимические консерванты могли за минуты сотворить то, на что в Папирусных Гробницах уходили годы.

Если бы у Сангады Барадина был сын, то мальчик был бы мертв.

Но хотя шпион и не Сангада Барадин, а мальчик в одной с ним каюте – не его сын, в течение этого путешествия с южных земель в Гвердон он звался Барадин, а мальчуган – Эмлин. Малому где-то одиннадцать или двенадцать, однако изредка из глаз его выглядывало нечто куда более старое.

Когда его представили шпиону, у мальчика не было имени. Его имя забрали в Папирусных Гробницах.

Сангада нарек его Эмлином. Это означало «паломник» на языке Севераста.

Вжиться в роли беженцев с Божьей войны было легче легкого для обоих. Ходи, будто внутри пуст. Не повышай голос, дабы не привлечь внимания никакого безумного божества. Дрожи, когда погода меняется, когда сквозь тучи пробивается солнце, когда раздается слишком громкий, слишком выразительный шум. Шарахайся от знамений. Мужчина, которого зовут не Сангада Барадин, и мальчик, которого вообще никак не зовут, прибыли на борт парохода неделю назад и взошли по сходням, склоняя головы вместе с толпой прочих уцелевших. Связи Сангады и богочеканное золото снискали им отдельную каюту.

Свыкнуться с ролью отца с сыном было труднее. Сангада не занимал официальной должности в Ишмирском разведывательном корпусе. Не был он и жрецом Паука – Ткача Судеб. И, если на то пошло, прежде и отцом-то не был.

– Я – избранник Ткача Судеб, – провозгласил Эмлин первой ночью в море, когда они остались одни в каюте. – Твоя судьба уже спрядена, Икс-84. Нить твоей жизни в моих руках, и тебе следует мне подчиняться. – Подростковый голосок дрогнул, воспроизводя слова, которым его учили в храмах. Мальчишка мелок для своих лет. Темноволосый, темноглазый, бледный от проведенных в Папирусных Гробницах лет. Он гордо выпрямился, как подобает тому, кто твердо уверен в своей избранности.

Сангада склонил голову и торжественно произнес:

– Моя жизнь в твоих руках, юный хозяин, но вне каюты я – Сангада Барадин, а ты – мой сын. И я тебе здорово влеплю, вздумай ты болтать без разрешения.

Мальчик нахмурился, лицо побагровело от гнева, но, прежде чем он успел что-то произнести, шпион добавил:

– Вживайся в личину, юный хозяин. Ткачу Судеб угодно хранить тайны, покрытые тенью. Никто вне этой каюты не должен знать правду. Лишь мы с тобой.

И после этого шпион не раз видел на лице мальчика тайную гордость, когда тот притворялся сыном Саганды.

Эмлин, слыхал шпион, вырос в ишмирском монастыре, хотя и не был ишмирцем по рождению. Семья погибла в Божью войну; его, как и многих других осиротевших после войны, приютила церковь. По утрам он передавал шпиону такое, что никак не мог узнать сам; Паук нашептывал ему на ухо во сне, принося издалека разведсводки. Наверняка другой мальчик или слепая старуха, а то и молодой боец или еще какая душа, отягощенная гармонией с божеством, согбенно сидит в молитвенной келье в Папирусных Гробницах, отправляя сведения через эфир.

Это отчеты о ходе военных действий, о наступлениях и разгромах. Ишмирская армада повернула на север. В направлении владений Хайта, давнего соперника Ишмиры, – может быть, последней настоящей угрозы. В направлении Лирикса, драконьего острова.

Гвердон тоже лежит к северу. Хотя Эмлин ни разу не высказывался прямо, шпион сделал вывод, что боги Ишмиры опасаются открыто бросать Гвердону вызов. Они страшатся рожденного в алхимических горнилах оружия и одновременно встревожены, не попадут ли орудия погибели богов в руки враждебных государств.

В уединении тесной каюты шпион и мальчик без конца ворошили свои задумки – как незамеченными проникнуть в город и что делать, когда --">