Алекс Рок - Последний из Двадцати

ломаемой древесины. Воздух в тот же миг заполнился непрошенной свежестью, будто обещая скорую грозу.

Люди прятались, спешили по домам — неуклюжий толстяк подхватил на руки веснушчатую девчонку в попытке укрыться за забором. Пронёсшийся мимо него маг обдал его на прощание снопом вздыбившейся дорожной пыли. Толстяк закашлялся.

Рун спешил так, как не спешил никогда в своей жизни. Вести брехливыми псами ползли отовсюду, стекались нечистотами чужих языков, обращаясь в нечто невообразимое. Сплетни обрастали щупальцами лжи и чужого злорадства, норовя разорвать былое спокойствие и здравомыслие юного чародея — на Шпиль напали!

На Шпиль напали! — и это уже казалось смешным. Воображение не жалело красок, пытаясь хотя бы попросту представить участь нечистивцев. На долю несчастных должны были пасть страшные кары, а Рун убеждал самого себя, что попросту хочет принять в этом незатейливом развлечении хоть какое-то участие.

Признаться, что его гнал домой самый обычный, трепещущий страх он боялся, даже самому себе. Едва подобная мысль приходила в его вихрастую голову, как он тут же отбрасывал её в сторону. Чепуха и глупости — что такого могло случиться с Шпилем?

Ведь Шпиль — это Шпиль! Словно гигантская свеча, он возносился под самые небеса. От любого края Стены, даже в Каменном Лесу, нет ничего более величественного и прекрасного, чем он. Рун в долгой дороге вспоминал прикосновения — не к нему, к его силе. Казалось, таящуюся внутри него магию можно было черпать горстями. Да Рун вместе с товарищами так и делал. Магия перетекала в их тела, заполняя истощившиеся пустоты, сызнова превращая уставших путников в могущественных чародеев.

Вчера он вывернул наизнанку разбойника. Подлец пытался обокрасть его на базаре, сунув во время сдачи более мелкую монету. Рун не стал дожидаться адской агонии мерзавца, оставив его как наущение для местных. Из раза в раз, посылая вестового за помощью, селяне ползают на коленях, валяются в ногах и заламывают руки. Горести и напасти приходили к ним то болезнью, то неурожаем. Изредка в полях заводилось чудище — с большой земли, из-за Стены. И всё равно, получая милость чародеев, они таили за спиной по камню. Дети провожали его боязливым, а кто и злым взглядом, когда двоих из них он оставил рисунками на позорной стене. Сорванцы не скрывали радостных улыбок, когда говорили про нападение на Шпиль — на их беду Рун оказался поблизости.

Магические потоки внутри него иссякали один за другим, на плечи похотливой девой наваливалась усталость. Он сулил самому себе обещания — одно слаще другого. Горячая ванна в мыслях манила теплыми объятиями не меньше, чем пуховая перина или объятия истосковавшейся по нему Виски. Он схватит её, зажмёт, и утащит в свою комнату, как обычно. Одна лишь мысль об этом заставила его улыбнуться. Не могло же быть такого, чтобы с Виской что-то случилось — она превратит любого, кто осмелится подойти к ней слишком близко в деревянную куклу. В детстве ей нравилось делать игрушки из симпатичных крестьянок.

Старосты в деревнях были один другого краше. Толстые и худые, сгорбленные и прямые, что твоя доска, они как на подбор были беззубы. Головы уродовали проплешины и крупные, разве что не с полевую мышь, вши. Хриплыми голосами и на все лады, держась за палку-клюку, они обещали господину магу всего и сразу: мягкую постель, девку покрасившее и горячий обед. Годы, что Рун провёл в качестве Несущего Волю давно приучили его к тому, что из горячего здесь лишь обещания, вместо постели — набитая пропахшей потом соломой тряпица, а девки… а от девок воняло.

Он не стал останавливаться в деревне, проскочив её на одном дыхании. Чутьё подсказывало ему, что где-то в ближайшем лесу водится нечто зловещее — надо будет доложить об этом Матриаху. Но это потом, сейчас больше всего на свете его беспокоил Шпиль.

Спокойствие мягким одеялом легло ему на плечи, едва он увидел возносящийся под самые облака штырь Шпиля. От сердца отлегло, а на смену былому волнению и страху, пришло сытое утешение, что все хорошо. Можно собрать остатки своих сил и обратить ближайший пень в небольшой домик-ночнушку. Даже хруставолки, изредка завывавшие где-то неподалеку, скорее разбегутся, чем подойдут к импровизированному жилью хоть на шаг ближе. Звери словно нутром чуяли, где пахнет магией и предпочитали не связываться.

В такие моменты Рун осознавал только то, что даже у бестолковых тварей куда больше --">