Терри Пратчетт - Мор, ученик Смерти

проявлял не больше, чем дохлый краб. Нельзя сказать, что он был ленив, однако трудолюбие его было того неопределенного жизнерадостного оттенка, которого серьезные люди очень быстро приучиваются опасаться. Было в нем что-то заразное и, возможно, даже губительное. Создавалось впечатление, что Мор, долговязый, рыжеволосый и веснушчатый, лишь отчасти контролирует движения своего тела, будто составленного из сплошных коленок.

В тот конкретный день оно с воплями носилось, как очумелое, по полю и размахивало руками.

Сидя на каменной изгороди, за Мором понуро наблюдали отец и дядя.

– Одного не могу понять, – говорил отец Мора, Лезек, – почему от него птицы не разлетаются во все стороны. Я бы мигом усвистал, заметив, что на меня такое бежит.

– Ах. Поразительная все-таки штука – человеческое тело. Ты глянь: ноги разбрасывает по всей округе, а несется быстро.

Мор домчался до конца борозды. С его пути, переваливаясь, убрался переевший лесной голубь.

– Но сердце у него на месте, – осторожно сказал Лезек.

– Ага. В отличие от всего остального.

– Дома грязи не разводит. И не обжора, – продолжал Лезек.

– Оно и видно.

Лезек покосился на брата, неотрывно глядящего в небо.

– Слыхал, тебе на ферму рабочие руки требуются, Хэмеш, – сказал он.

– Так я же взял себе помощника, будто не знаешь?

– Надо же, – помрачнел Лезек. – Когда только успел?

– Так вот давеча. – Ложь брата была стремительна, как бросок гремучей змеи. – Документ подписан и печатью скреплен. Извини. Слушай, ничего личного: Мор – славный парнишка, в наше время такие редко встречаются, но, видишь ли…

– Да знаю я, знаю, – отмахнулся Лезек. – Собственной задницы сыскать не умеет.

Они уставились на далекую фигурку. Она грохнулась оземь. К ней вразвалку заковыляли заинтересованные голуби.

– И ведь не сказать, что дурак, – продолжал Хэмеш. – Кем-кем, а дураком его не назовешь.

– Да, мозги у него есть, – согласился Лезек. – Причем, бывает, так призадумается, что без подзатыльника и не достучаться. Это бабка его читать научила. Наверное, из-за этого у него башка и перегрелась.

Мор поднялся на ноги и снова споткнулся, запутавшись в балахоне.

– Тебе бы его в профессию какую определить, – рассудительно сказал Хэмеш. – В жрецы, например. Или в волшебники. Эта братия шибко до книжек охоча.

Они переглянулись. Обоим сразу представилось, что может устроить Мор, если заполучит в свои добронамеренные руки книжку по волшебству.

– Ладно, – поспешно сказал Хэмеш. – Значит, куда-нибудь еще. Наверняка же есть куча ремесел, где он сможет себя применить.

– Беда в том, что он слишком много думает, – посетовал Лезек. – Вот, полюбуйся. Кто станет прикидывать, как пугнуть птиц? Их просто пугают. Нормальные мальчишки, я имею в виду.

Хэмеш задумчиво почесал подбородок.

– Это может быть и не твоей проблемой, – намекнул он.

Лезек не изменился в лице, лишь глаза чуть сощурились.

– Ты это о чем? – спросил он.

– На следующей неделе в Овцекряжье откроется ярмарка по найму. Отдашь его в подмастерья – и пусть новый хозяин ему мозги вправляет. На то законы писаны. Заключаешь договор по всей форме – и дело с концом.

Лезек наблюдал, как на другом краю поля его сын разглядывает валун.

– Как бы с ним чего не стряслось, – с сомнением проговорил он. – А то мы с матерью его любим. К людям ведь привыкаешь.

– Ему только на пользу пойдет, вот увидишь. Сделают из него мужика.

– А. Ну да. Сырья-то тут хоть отбавляй, – вздохнул Лезек.

* * *

Валун изрядно заинтересовал Мора. На его поверхности сохранились витые ракушки, помнившие первые дни творения, когда Создатель взялся превращать каменные глыбы в живых тварей – кто знает зачем.

Мора вообще многое интересовало. Например, чего ради зубы у людей растут столь ровными рядами. Эта мысль не давала ему покоя. Или вот, кстати: почему солнце светит днем, а не ночью – ночью свет бы не помешал. Общепринятое объяснение по какой-то причине его не устраивало.

Короче говоря, Мор был из тех людей, которые опаснее мешка гремучих змей. Он ставил своей целью докопаться до внутренней логики мироздания.

Однако за отсутствием таковой задача эта не обещала простого решения. Творец воплотил в жизнь немало замечательных идей, но сделать мир понятным в его планы не входило.

В трагедиях герои вечно стонут от пристального внимания богов, но в жизни тяжелее всего приходится как раз тем, кого боги не замечают --">