Джон М. Форд - Дракон не дремлет

пятью Византиями и быстрыми пальцами наперсточника. А иногда он выкладывает на стол еще и Медичи, Передиров и Вудвиллов. Вы не успеваете следить глазами за реальностью, потому что глаза тут ни при чем. Брови? Ну… Хм.

V. Perses^[6]

Джон М. Форд умер внезапно и чересчур рано (это было бы чересчур рано в любом возрасте) в 2006-м, оставив юридически недействительное завещание, из-за которого его литературное наследие оказалось подвешенным. Казалось, надежды нет: почти ничего из написанного им нельзя будет переиздать до истечения срока авторских прав, то есть до трехсотлетнего юбилея Соединенных Штатов Америки. Но иногда луч света проникает во тьму. Иногда люди задают вопросы и начинают аккуратно распутывать узлы былых непониманий. Вы держите в руках плод их усилий – новехонькое издание сокровища, напечатанное с благословения родных Майка благодаря усилиям и преданности его друзей и читателей.

Я никогда не встречался с Майком лично (сожаления, по определению, приходят запоздало). Я жил в неведении и не понимал, что теряю. Позже счастливые обстоятельства жизни и карьеры свели меня со многими, кто любил Майка, и дали мне случай увидеть в их глазах его призрак. Знаю, не мое дело помещать на этих страницах новую эпитафию, но я снова злюсь, что потерял Майка раньше, чем успел с ним познакомиться, и очень хочу описать его как можно более правильными словами, как он того заслуживает. Каким был бы самый скромный подобающий монумент? Исполинский пылающий луч, бьющий с небес, достаточно жаркий, чтобы испарить свинец? В силах ли я написать нечто подобное? Как мне создать что-то, сопоставимое с ним?

Допустим, я стою в чистом поле. Собираю все, что во мне есть, всю огневую мощь моего голоса. Я поднимаю увеличительное стекло, вызываю прозрачный язычок жара. Я подобен ребенку, который выставил два пальца и представляет, что это бластер. С тем же успехом я мог бы сказать: «Пиф-паф!»

И тут я поднимаю взгляд.

Вот оно! В полмили шириной, бьет оттуда, где синева встречается с чернотой, расплавленное золото в ореоле дрожащего жара. Колонна света. Наименьшее достойное напоминание вселенной, что ей случилось встряхнуть в стаканчике игральные кости и выбросить нечто настолько замечательное, как Майк Форд.

Не я зажег этот луч.

Разумеется. Разумеется. По другую сторону исполинского золотого столпа прохаживается Майк, что-то черкает на обороте старой дорожной карты. Он не нуждался в том, чтобы я писал ему пламенную эпитафию. Он каким-то образом заготовил ее заранее и оставил там, где, на его вкус, ей надлежало быть, и она стояла здесь, дожидаясь, когда ее заметят. Очень в духе Майка Форда.

– Майк! – ору я. – Привет! Вы меня не знаете, но иногда я стою перед зеркалом и пытаюсь себя убедить, что каким-то образом унаследовал два фрагмента ваших бровей. Как вы угадали, что мне именно в этом абзаце нужен пылающий золотой луч, соединивший небо и землю?

– А, это? – Майк смотрит на огненное зарево и проделывает свой фокус бровями. (Ну, у меня есть две смешные бровки, карандашные черкушки рассеянного художника, но брови Майка в сравнении с бровями обычного смертного – все равно что Рука Кирби в сравнении с заурядным человеческим кулаком.) – Если честно, я понятия не имею, зачем это сюда поместил. Может, когда-нибудь вспомню.

– Что? Погодите. Вы меня подкалываете? Это ваше всегдашнее дважды обманное опровержение из серии «догадайся сам»? Мне? Когда я пишу о вас?

– Интересные вопросы, верно? – Майк улыбается и, хочется верить, не только потому, что я о нем пишу. – У меня сейчас мысли заняты другим. Я тут дописываю одну безделицу. «Еще пятьдесят оригинальных способов применить лавровый посох в домашнем быту». Дошел пока до сорок седьмого. Когда закончу, может быть, напишу вам постскриптум.

– Или, – говорю я, – сейчас вы постучите меня по голове и скажете: «Ну у тебя и воображение», намекая, что я извлек из ваших авторских ремарок великие невозможности… вроде этого огненного столпа.

– Сдается, вы загнали себя в ситуацию «из огня да в полымя». И вообще, что за огненный столп?

Майк небрежно взмахивает рукой. Исполинский луч золотого пламени погас, погас некоторое время назад. На его месте – записка, накорябанная на оторванном уголке старой дорожной карты. Она гласит:

[Некоторые слова] и [что вы в них вчитаете]

Он уже исчез вдали.

Как, черт возьми, ему это удалось?

VI. Heliodromus^[7]

Наверное, честность требует --">