Дмитрий Хорунжий - В гостях у Бабушки Яги

Хозяйка, ворча, открывать пошла, а Иван за столом тужить остался. Последняя надежда у него на Бабу Ягу была, и та – Змею под хвост чешуйчатый.

Тужил царевич, тужил, да чай с пирогами попивал. А как самовар опустел – волноваться начал: нет Яги, не ворочается!

Встал Ваня, к двери шагнул, за порог глянул. А там, на полянке, под луной, замерла Яга Баба, а перед ней – чужаков трое, в плащах чёрных. Вещают что-то, руками машут да в книгу толстую перстами тычут. Узрел один из них царевича, помахал ему десницею:

– К нам, к нам иди, добрый человек!

Ступил Иван с крыльца, не успел моргнуть глазом – стоят все трое перед ним, словно солдаты на параде.

– Скажи, друг любезный, – начал тот, что с книгою в руках, – Думал ли ты когда о жизни вечной? Позволь же зачитать тебе стих один из книги Вед священных, дабы мысли о бесконечном существовании посетили твою многомудрую голову!

Возрадовался Иван, ибо жизнь вечная, особливо Кащеева, занимала все его мысли.

– Валяйте, читайте! – выдохнул он.

Свалить-то чужаки свалили, а читать не стали. Все трое пропали во тьме ночной, оскалив клыки длинные да выронив книгу священную. Тут и Яга зашевелилась.

– Благодарствую, царевич! Спас ты меня от нелюдей проклятых! До рассвета мозги бы мне крахмалили… В который раз уж приходят – всё отпору дать не могу…

– А что это за чуды-юды такие? – вопросил Иван, глядя вслед гостям незваным.

– Вампиры сие есть, дрянь заморская! – Яга перекрестилась. – А ты, соколик, силён, силён! Настоящий богатырь: за обедом головку чеснока с борщом выкушал, и не крякнул! Вот чесночный-то дух и прогнал тварей залётных.

– А чего им от тебя надобно-то? Ты ж, бабуля, не в обиду тебе будет сказано, и сама нечисть!

– Ну, кто из нас нечисть – это ещё бабушка надвое гадала! – разобиделась старушка. – Ты, милок, покуда в баньке не попарился, тоже не розами алыми благоухал! А вампиры… Это, царевич, зараза похлеще чумы. Бегают по Нави с нашими Ведами, да про жизнь вечную толкуют. А как на посулы их соблазнишься – так и пропадёшь ни за грош… Жизнь-то тебе вечную дадут, да только опосля узнаешь: Солнышко красное для тебя смерть, а друзья да родичи – харчи желанные. Так и будешь до скончания веку по ночам скитаться, да кровь из путников сосать… Эх, говорила я Кащею: запрети ты им по нашей земле хаживать, наш люд совращать… Да ему, чучелу костлявому, разве до того ли? Всё с девицами своими резвится, тьфу! Представить тошно!..

Представил Иван – и правда, тошно стало.

– А знаешь, Ваня, помогу я тебе! – Яга подошла к сундуку кованому, откинула крышку железную и вытащила иглу портняжью. – Бери иголку и ступай с ней к Кащеюшке!

– А чем мне железка-то эта поможет? – спросил царевич, иглу в лацкан кафтана убираючи.

– А тем, – Яга хихикнула, – что по молодости подшутила я над братцем! Нагадала ему, что бессмертный-то он бессмертный, да и на него управа найдётся. Мол, на острове, на Буяне, стоит дуб столетний, на дубу – сундук чугунный, в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – игла, а уж в ней – Смерть Кащеева!

– Ты, бабусь, того… Не спеши, я записываю! – притормозил Ягу царевич. – Повтори, будь добра – у кого в яйце иголка? У зайца? Сочувствую…

– Да не важно, что там у кого, и где! Выдумала я это всё, а то зазнался братец любимый, всё бессмертием своим кичился. Ты, главное, иглу ему покажи, напугай хорошенечко, он Василису-то тебе и отдаст!

Утром, как Солнышко красное над лесом поднялось, простился Иван-царевич с Бабою Ягою, да и пошёл вперёд, через Калинов мост, через речку Смородинку, в Кащеево царство.

А бабуся достала из печи тарелочку чудесную с каёмочкой златою, пустила по ней яблочко наливное. На дне тарелочки лицо Кащеево показалось – сморщенно да перекошено.

– Ох, не вовремя ты, сестрица! – прошептал Грозный Царь Кащей. – В чуланчике я схоронился… Найдёт меня Василиса – последни волосья повыдергает, да на лысинку наплюёт…

– Будешь знать, пень старый, как жён-красавиц у честных мужей умыкать! – злорадно проговорила Яга. – Да ты потерпи, горе моё луковое – в пути уж спаситель твой. С утреца в путь выдвинулся. Иглу я ему дала, так что ты там дрожи поправдивее! И знай, братец: в последний раз это! Ты только иголку верни опосля – от матушки она мне осталась. Реликвия фамильная!

– Ой, Ягуся, век помнить буду! Как наградить мне тебя, свет мой? – лик кощеев засиял, словно солнышко.

– Да я уж не --">