Игорь Анатольевич Соловьев - Сказ о Елизаре, лисе и тёмной ворожбе

Слушай мою вторую загадку. Пышная гора, снаружи румяна, изнутри светла. В недрах по зелёному лугу белые овцы идут, коли есть не хотел, голод тут как тут.

Старуха нож вовсе отложила, в волосах поскребла, и так и эдак прикидывала. Долго думала, дважды избу шагами промеряла, да потом взгляд её на печь упал.

— Так то — пирог с капустой и яйцом!

— И сызнова угадала, бабушка!

— Просты твои загадки, молодец. Ничем меня не удивил. Давай последнюю.

Теперь уж Елизар задумался, чтобы ей такого загадать, чтобы старуха не отгадала? Да как на зло, ничего путного в голову не приходит. И уж отчаявшись, загадал первую попавшуюся, самую лёгкую, которую и дитё знает.

— Вот тебе третья загадка. Было пусто, стало густо, пьешь, как вода, а в животе — еда.

И тут старуха впросак попала. Долго думала, лоб хмурила, в нетерпении всю избу по три раза обошла. Так и не придумала.

— Нет у меня ответа, что загадал-то?

— Так это же кисель, бабушка! Его и готовить то почти не надо, а выпьешь, так словно пое́мши.

— А ведь верно! Сотню лет я киселя не варила, потому и забыла. Да ты хитрец, всё мне какие загадки загадывал: я уж тебя есть передумала, захотелось мне блинов с киселём да пирогами! Вот сейчас тесто и поставлю. Твоё счастье, считай заново родился!

— А как же просьбу выслушать?

— Помню о том, мил-человек, сказывай.

И Елизар подробно поведал ей о своей беде, лубок с зёрнами порченными показал. Стало старухе любопытно; и так и эдак зерна в руках крутила, на свет смотрела, крючковатым носом нюхала. Взяла Яга с полки пустую крынку, намешала туда сушёных трав, зелёной водицы плеснула, а напосле́д порченные зерна высыпала. Посмотрела на поднимающийся дымок, языком поцокала.

— Вот что, молодец. Заинтересовал ты меня своей печалью. И природу ваших бед я поняла. Но уговор был только выслушать, помогать же я тебе не буду. Обидели меня люди, давно уж, а прощения для вашего рода все одно — нет. Уходи, живым отпускаю, так уж и быть.

— Не могу я уйти, бабушка, воли отцовской не исполнив. Хотите, браните меня, али ешьте, вот он я весь перед вами. Но прежде помощь окажите, иных надежд у нас нет.

Рассердилась старуха, ухватила помело, да чуть Елизара по голове им не пригубила.

— Поди прочь, пока не передумала! Ведь и вправду съем, кости воронам скормлю, коли за порог тотчас же не выскочишь!

Сделалась старуха будто выше, глаза её почернели, смертью в избе дунуло, сырым могильным запахом повеяло. Но не отступился Елизар, накрепко помнил завет лисы. Лишь склонил голову покорно, да сказал мягко:

— Будь на то моя воля, не посмел бы тебе перечить, бабушка. Но я держу ответ за всех наших людей, от мала до велика. Прости обиды старые. Хочешь, службу тебе любую сослужу, помоги только от беды избавиться.

Взглянула на него старуха пытливо, остыла, да задумалась.

— Будь по-твоему. Есть у меня для тебя одна служба. Справишься, тогда так и быть, помогу. Недалече отсюда есть лесное озеро. Живёт там русалка, ночами напролёт песни поёт. Да так скверно, что я уже год уснуть не могу, лишь на печи ворочаюсь. Избавься от прокля́той, тогда и поговорим.

Вышел Елизар из избы, пот со лба утёр, шапку надел. Делать нечего, знать придётся ему теперь старухины беды разбирать. Потрепал своего коня по гриве, да отвязывать не стал, озеро-то по словам Яги рядом было. Нашёл тропинку, да по ней прямиком и отправился. Часа не прошло, как свечерело. Кругом ни единой птицы не слышно, лишь ветер деревьями скрипит, да сердито кусты качает. Но понял Елизар, что не один идёт, нет-нет, да порой рыжий мех меж могучих стволов мелькает. Значит не ушла лиса, рядом где-то обретается.

Холодно лесное озеро, ни комаров ни лягушек не слышно, всех ранняя осень прибрала. Сел Елизар в сухую траву, принялся ждать. Едва показался на небе молодой месяц, как всколыхнулась чёрная гладь воды и на торчащий из воды камень выбралась де́вица. Волосы зелёные, глаза тёмные, а кожа белая, будто снег. До пояса человек, а ниже рыбий хвост торчит. Ударила она хвостом по воде три раза, потянулась, а потом затянула неведомую песню:

Ой да море-океан, дали синие,

Принесите моряка, в ночку длинную.

Словно мужа, одарю его ласкою,

Околдую, оплету тиной-ряскою.

Можно рыжего, с ютла́ндского острова,

Можно грека, разодетого — пёстрого,

Мне любого, хоть бы балта, хоть русского,

Аль весёлого, али грустного…

Русалка выводила песню громко, но не мелодично; голос у неё --">