Наталья Камбур - Новая партия

значило только одно – еще один день молчания прошел. Молчать было невыносимо, но говорить – невозможно. Это удавалось только одному старику, местному пекарю. Он пек хлеб на весь поселок уже долгое время, за это ему прощали все, даже словесные странности.

В поздний час в поселке всегда было тихо. На безлюдных улицах тускло светили фонари. Но сегодня кое-что изменилось. Два силуэта медленно двигались через весь поселок к дому пекаря. Тот по вечерам засиживался на улице допоздна.

– У нас гости? Почему не предупредила? Я бы приготовил свой праздничный хлеб, – проворчал дед.

– Здравствуйте, – улыбнулся мальчик и протянул руку.

– Дедушка, – улыбнулась Софи и обняла старика. – Знакомься, это мой друг…

Отступник

1

Марк не шевелился. Бог его знает, сколько времени он лежит под столом и наблюдает игру солнечных бликов. Они переливались, заигрывали с ним. В них было столько жизни, что хватило бы на всех жильцов района.

Он потянулся за убегающим бликом и резко одернул руку. Шприц, из-за которого ему пришлось сползти с инвалидного кресла, больно впился в кожу.

Марк усмехнулся: его смерть на конце иглы. Как у главного злодея в сказках, которые читала ему в детстве мама. Ей бы не понравилось такое сравнение. Но мамы не было, а он был. Был сторонником Пути самостоятельного ухода.

Солнечные блики побежали по его лицу. Как в тот день, на пустынном пляже. Ему было пять. Они с отцом гоняли мяч, а волны, как дворняги, догоняли их, кидались им под ноги. Мама смеялась, махала и что-то кричала вслед, но ветер мешал расслышать слова.

– Алиса, открой окно, – приказал он голосовому помощнику. – Настежь.

– Марк, должна предупредить, уровень выбросов СО2 превышает допустимые нормы. Метеослужба рекомендует не открывать окна без необходимости.

– Алиса, не спорь.

Окно медленно опустилось.

Разноголосица звуков разрезала лаконичную пустоту комнаты. Марку показалось, что его раздели и оставили лежать голым, на полу, один на один с выцветшими от времени желаниями.

Снова и снова звуки уносили его в то роковое утро на пляже, в мир, где жил маленький мальчик, не знающий боли.

Марк услышал аромат кофе, который пила мама по воскресеньям. Ощутил крепкую руку отца, когда они вместе шли в соседнюю кондитерскую – за пирожным для Марка и миндальным печеньем для мамы. Он жадно вслушивался и смаковал каждый шелест, писк, грохот, как те яркие пирожные из детства.

2

Все, что было после аварии, он помнил смутно. Когда он пришел в себя, у него не было ни родителей, ни дома. Он остался один в инвалидном кресле.

В интернате, где ему пришлось дожить до совершеннолетия, Марка любили: он был тихим и все схватывал на лету – быстро научился выстраивать отношения с персоналом, а те разрешали ему пропадать в компьютерной комнате столько, сколько нужно. Позже он перенес свои коммуникативные навыки в метавселенные и лет с 12-ти зарабатывал там вполне приличные энергоресурсы.

Энергоресурсов было достаточно, в метавселенных он мог позволить себе все: от путешествий до друзей. Но весь этот комфорт быстро ему опостылел. И кто его знает, сколько времени он ещё болтался по жизни, если бы не Путь.

Впервые о нём заговорили пять лет назад. Группа неформалов вышла на улицы защитить своё право на самостоятельный уход. Сначала их не замечали. Потом не принимали всерьез. А потом наступило 3 июля, когда случилась стычка между участниками движения и полицией.

В тот день случайно погибло два подростка, один из них был чуть старше Марка. Толерантная ко всем фрикам общественность взревела. За несколько дней "Движение самоубийц", как называл их тогда один чудак-профессор, выросло до нескольких сотен тысяч.

Правительство пыталось утихомирить улицы, но сопротивление только росло. Тогда Премьер внезапно поддержал бунтовщиков и опубликовал трактат о Пути [самостоятельного ухода]. Правительство официально узаконило "право самостоятельного ухода из жизни", по которому выбрать Путь мог любой, кто докажет, что жить ему в этом мире больше неинтересно.

"Оцифруйся – и живи, как хочешь", – призывали правительственные баннеры в сети и на улицах.

Поверженный народ ликовал.

И только тот самый чудаковатый профессор спорил до хрипоты, доказывая, что человечество дошло до ручки, если добровольно занимается смертью.

3

Солнечные блики все еще играли свой танец, медленно приближаясь к лицу Марка.

– Марк, температура --">