Яна Лехчина (Вересковая) - Двенадцать железных цепей

Он возненавидел себя за смущение, которое испытал при виде её тела, и за мгновенное плотское ёканье внутри. Даже несмотря на свежие шрамы, оставленные его братьями, – Лазара никогда не привлекала человеческая жестокость; но ему было двадцать три года, и сейчас в нём мало что осталось от обаятельного юноши, который без труда находил общий язык с господарскими девушками. Кто-то бы наверняка лучше справился с увечьями, монашеством и побегом из родной страны – но не Лазар.

– О чём говорить? – Айше тряхнула головой. – Меня схватили, потому что я живу без мужа и лечу людей. А ещё я грамотна. Этого достаточно для вас, чтобы обвинить меня в колдовстве. Но раз ты лекарь, то должен понимать: нельзя считать ересью всё, чего не знаешь. В моих мазях и снадобьях нет ни капли колдовства.

Красиво, оценил Лазар. Красиво и точно – башильеры часто обвиняли в колдовстве безмужних врачевательниц, имеющих дурную славу.

Он развернул записи прежних дознавателей, хотя выучил их почти наизусть, и сделал вид, что увлечён ими. На Айше поглядывал только краем глаза – та поправила камизу, укрылась.

Протоколы рассказывали о лекарке Айше из Хургитана, и по ним для любого мыслящего человека, не ослеплённого ненавистью ко всему инородному, вырисовывалась простая картина: Айше исцеляла людей примочками и отварами, а не волшбой. Её не трогало чёрное железо (с пометкой: ни поверхностные слои кожи, ни глубокие), не жёг чистый огонь. Даже под давлением Айше продолжала называть себя простой потомственной врачевательницей. В её рабочих записях нельзя было разобраться, потому что, как убеждала сама Айше, она зашифровала их старым семейным способом – чтобы сохранить тайны мастерства, – но охотно сама зачитала выдержки башильерам, и достопочтенные братья не сумели поймать её на неуверенности или лжи.

Но всё же из всех хал-азарцев, брошенных в подземелья прежними дознавателями, Лазар пришёл только к ней. Он изучил все протоколы и все записи Айше, которые только смог достать.

– Кто-то учил тебя лекарскому искусству, кроме женщин твоей семьи?

– Нет, – ответила Айше. – А тебе нравится дознавательская служба, жрец? Многих ты опросил?

По-прежнему не вчитываясь, Лазар перевернул страницу.

– Ты первая.

– О. – Айше выдохнула с усмешкой. – Надо же… – Она вальяжно высунула руки в зазор между прутьями. – Это скучное дело. Не лучше бы пойти и порадоваться солнцу, пока и тебя не пожрала хворь? Нет-нет, я не настаиваю… Мне нравится, что сейчас пришёл ты, а не тот жестокий ублюдок, что был раньше.

Она погладила одну руку о другую, приподнимая рукав и небрежно подставляя глазам Лазара запястье, предплечье и локоть.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?

Лазар представил, как всё должно было выглядеть со стороны: – молодой башильер, играющий в дознавателя, потому что иных дознавателей не осталось, и убедительная лекарка, сама управляющая допросом. Недаром она то посмеивалась, то скалилась и смущала – что ж. Пускай. Лазар пришёл к ней не потому, что ему требовались ответы. Нет, ему было достаточно на неё посмотреть – и если он мог увидеть больше, всего лишь раздув своё мимолётное смятение до образа неловкого простака, тем лучше.

Айше сплела пальцы, скучающе прислонилась лбом к прутьям.

– Что вообще мне нужно сделать, чтобы меня перестали обвинять в колдовстве?

– Тебя не просто обвиняют в колдовстве, ханым, – проговорил Лазар вкрадчиво. – Тебя обвиняют в том, что ты наслала мор.

Свет лампад зарябил на её лице.

– Как я могу наслать мор, если я не чародейка? – Айше слегка скривилась. – Так сказало ваше железо.

Лазар скупо улыбнулся.

– Если про чародеев-дахмарзу знает чужак вроде меня, то и ты знаешь.

Айше даже не дрогнула.

– Эта каста чародеев, – сказала она равнодушно, – обитает в пустынях. Их изгнали из общин и лишили права колдовать – за преступления против своего народа.

«Дахмарзу» значило «искупление».

– Да. – Лазар кивнул. – А ещё есть те, кто сам отрезает от своей души лоскут с колдовским умением, чтобы не попасться чужакам с чёрным железом.

Он постучал пальцами по столешнице.

– Я знаю это, ханым. – Чуть подался вперёд. – И я знаю, что ты – дахмарзу.

Сказал – и впился в неё взглядом.

Повисла тишина. Только пламя трещало в лампадках.