Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

кардиореанимации! — гордо заявил я.

— Терапевт, значит! Какая редкая профессия! — ехидно заметило начальство. — Да еще и будущий кардиолог!

— Кардиореаниматолог! — поправил я.

— О да, тем более! А знаете что?..

— Нет, — признался я.

— А езжайте-ка вы в Кобельки! — предложил главный.

— Зачем? — я оторопел.

— Там есть участковая больница, — пояснил он.

— И что?

— Двадцать коек плюс амбулатория! — принялось интриговать начальство.

Я непонимающе смотрел на него.

— Два фельдшера, акушерка, служебная машина. С водителем! — главврач продолжал взахлеб расписывать прелести неведомой мне участковой больницы.

— Это замечательно, но при чем тут я?

— А при том, голубчик, что все эти сокровища пылятся в глуши без хозяина. Главного врача там нет. Вот уж пятый год! — сокрушенно пояснил Александр Иваныч.

Я начал кое-что понимать:

— И вы хотите сказать, что…

— …что в силу, так сказать, производственной необходимости, я направляю вас в вышеупомянутую больницу временно исполняющим обязанности главного врача. С наделением всеми соответствующими полномочиями! — торжественно провозгласил босс и принялся писать что-то в моем направлении.

Я оцепенел:

— Но позвольте, я…

— Не позволю, милейший Пал Палыч, не позволю! В направлении черным по белому написано, что вы поступаете в мое полное распоряжение сроком на два месяца. Вот я и распорядился! — главный размашисто расписался и шлепнул на бумажку печать. — Итак, с этой минуты вы официально приступили к исполнению обязанностей. Сейчас я скомандую насчет машины, а вы пока посидите в коридорчике, хорошо? Дела, знаете ли, дела!

Растерянно взяв со стола свои бумаги, я направился было к выходу.

— Минуточку, Пал Палыч! — главврач резво вскочил, обежал стол и оказался рядом со мной.

Ростом он был мне по грудь. Но вместе с колпаком — выше меня.

— Поздравляю вас с началом трудовой деятельности, коллега, желаю успехов! — он торжественно потряс мне руку, мелкими шажками протопал на свое место и вновь зарылся в бумаги.

Аудиенция была окончена. Я вышел в коридор и уселся там на стульчик, пытаясь осознать случившееся. Оно упорно не осознавалось.

Я, молодой врач, двадцати трех лет от роду, только что окончил (с отличием!) славный Нероградский медицинский институт. Попал в интернатуру в областную больницу. Направлен в двухмесячную командировку в Ноябрьскую ЦРБ нюхнуть, что называется, пороху. Пока все было понятно и не страшно.

Кошмар начнется через пару часов. Меня, сопливого лекаря с никаким опытом, отправляют руководить сельской участковой больницей. Туда, где в радиусе нескольких десятков километров я буду единственным врачом. При одной лишь мысли о том, с чем мне придется столкнуться, в животе начиналось неприятное томление — явный предвестник медвежьей болезни.

— Ну-с, доктор Светин, начинается взрослая жизнь… — уныло пробормотал я и заозирался в поисках удобств.

7 сентября 1987 года, 11.32,

Ноябрьский район

Нина помахала рукой вслед удаляющейся попутке и осторожно спустилась с насыпи. Прошагав несколько десятков шагов по раскаленной степи, женщина углубилась в чахлую лесополосу. И с облегчением вздохнула: идти в тени было куда легче. Правда, приходилось смотреть под ноги, из утоптанной тропинки там и сям вылезали затейливо-скрюченные корни, так и норовя зацепиться за ногу. Ну да это пустяки в сравнении с путешествием по солнцепеку. Тут и обычный человек зажарится, а уж в ее-то положении протопать под солнцем три километра до родительских Кобельков — задачка не из простых.

Словно соглашаясь с матерью, в животе заерзал Лешка. И нетерпеливо пнул куда-то в печень: иди, дескать, не задерживай, обедать пора!

Нина охнула и улыбнулась. В свои восемь месяцев сын отличался завидной резвостью. Даже докторица удивлялась, когда УЗИ делала: мол, егоза он у вас, мамочка, ни секунды на месте не лежит! Хорошо хоть дал рассмотреть свое мальчишеское хозяйство. С того времени и превратился из безымянного плода в Лешку.

Она как-то сразу решила, что если мальчишка, то — Лешка. В честь отца, стало быть. И плевать, что отец о сыне ничего не знает и не узнает никогда (уж она-то об этом позаботится!). Главное — осталось у нее живое напоминание о том коротком, трехмесячном --">