Николь Фиорина - Лощина Язычников. Книга Блэквелл

черными крыльями. Безжалостные от голода птицы почти не убирались с дороги и не казались напуганными машиной, пересекающей их путь. Я поехала дальше, и в течение следующих трех миль деревья с обеих сторон уменьшались, превращаясь в надгробия слева от меня и захудалый детский парк справа.

Полупрозрачная луна висела высоко над головой, освещая ржавую железную вывеску, выгибающуюся дугой над единственным входом… и единственным выходом.

Воющая Лощина.

Мой мини-Купер зашипел от долгого и изнурительного путешествия через многочисленные границы штатов, и я остановилась у знака остановки перед кольцевой развязкой, чтобы осмотреть маленький городок, о котором я слышала только в рассказах. Он не выглядел так, как будто принадлежал прекрасному штату Мэн. Выглядел, как будто Дьявол вручную создал «Жребий Салема» пером с чёрными чернилами на изодранном холсте, а затем вслепую бросил свое творение, забавляясь, чтобы посмотреть, что из этого может получиться — как люди приспособятся. И они сделали это.

Двигатель заглох, но я была слишком сосредоточена на том, что лежало передо мной, чтобы беспокоиться. Старинные фонарные столбы светились со всех сторон тротуаров. И под полуночным небом — где акварельно-серые облака размазывались перед галактикой звезд, как прозрачная вуаль, — горожане прогуливались по сердцу Воющей Лощины, небрежно вверх и вниз по мрачным улицам, как будто это было совершенно нормально в этот час. Почти в три часа ночи. В начале августа.

Холодок пробежал по моим венам. После двадцати четырех долгих лет я наконец вернулась в то место, где родилась, и в то самое место, где моя мама сделала свой последний вздох.

Я повернула ключ от машины, молясь о том, чтобы услышать самый восхитительный звук мотора, возвращаемый к жизни. Двигатель заикнулся за несколько секунд до того, как он наконец заработал, и я хлопнула по рулю, прежде чем объехать беседку.

— Вот так, детка. Мы почти на месте. Еще несколько миль.

Дедушка жил вдоль береговой линии, морские скалы и открытые воды служили фоном для его исторического сине-зеленого прибрежного дома. Я уже видела этот дом раньше в старой пыльной коробке, которую нашла на нашем чердаке в Техасе. Мариетта, моя няня, застала меня сидящей на старом деревянном полу на чердаке и просматривающей старые фотографии. Однажды я спросила ее, вернемся ли мы когда-нибудь в город на фотографиях — город из рассказов.

— Ты не можешь вернуться, пока он не позовёт тебя, лунное дитя — сказала она, присаживаясь передо мной на корточки и забирая фотографии из моих рук.

Мариетта была сумасшедшей старой ведьмой с бархатистой кожей, черными глазами-бусинками и сильным кенийским акцентом. Она обычно проводила вечера на крыльце, раскачиваясь в кресле и потягивая из своей кованой кружки «Московский мул» с мрачным предзнаменованием в глазах.

Мы с Мариеттой были пугающими для большинства, ходили слухи, что мы заколдовывали мальчиков, которые осмеливались приближаться ко мне. В старших классах лучше было быть на моей хорошей стороне, чем на плохой, опасаясь, что моя няня-ведьма уколет своих кукол из ткани ручной работы, если кто-нибудь причинит мне вред. Я никогда не была против слухов, особенно после того, что они со мной сделали. И кроме того, часть меня верила, что они были правдой.

Как и написал дедушка в своем письме, в почтовом ящике для меня был оставлен единственный ключ. Я припарковала машину на обочине улицы, оставив свой багаж на утро. Звук волн, разбивающихся о морские скалы, наполнил жуткую тишину, когда я поднималась по ступенькам крыльца. Мои ноги замерли, когда на меня упал взгляд, от которого волосы встали дыбом. Я почувствовала это первым, потом неохотно повернул голову.

Высокая женщина, худая и хрупкая, стояла на крыльце соседнего дома в поношенной белой ночной рубашке. Ее жесткие седые волосы рассыпались по плечам, а длинные костлявые пальцы вцепились в перила. Темные глаза впились в мои, и мои мышцы вздрогнули под кожей. Я заставила себя поднять руку и слегка помахала ей, но старуха не отвела своего устрашающего взгляда. Ее хватка на перилах только усилилась, голубые вены проступили под ее эфирной кожей, не давая ее хрупкому телу развеяться от малейшего ветерка.

Я резко наклонила голову вперед и на ощупь

--">