Евгений Николаевич Гаркушев - Большие деревья

нет.

Тишину нарушили трески, шорохи. Где-то каркала ворона. Стало быть, круг молчаливой веревки кто-то разорвал.

– Помогите! На помощь! – загудел колоколец с удвоенной силой. – В лесу браконьеры! Рубят! Зовите егерей!

Сейчас отзовется соседнее дерево, потом еще одно… Почему же не получается встать?

Колоколец звякнул и смолк.

– У, гад! – прорычал человеческий голос.

Мирчо ожидал нового удара – но почему-то послышался стук топора о дерево. Раз, другой, третий. А потом стало чуть легче, и дровосек смог поднять голову.

Рядом, зияя провалом во рту, стоял Сила. В руках его был топор. А на снегу прямо перед носом Мирчо валялся срубленный медный колоколец.

– Что ж ты тут делал, друг любезный? – спросил браконьер у Мирчо. – Разговоры разговаривал? Совсем ополоумел, братец.

– Чем он меня? – через силу прошептал Мирчо.

– Веткой, чем же еще? Насилу срубил. Толстенная.

Мирчо встал на четвереньки, и с него скатилась толстая кленовая ветвь. Ей-то и придавило дровосека к земле.

– Да как же? Разве они могут?

Сила указал глазами вверх – и Мирчо увидел сучок с шарниром на конце. Обрубок ветви время от времени поднимался и опускался, словно дерево хотело ударить дровосека еще раз.

– Бежим отсюда? – прошептал Мирчо.

– Как бы не так. Я дуб уже свалил, на твое счастье. Как раз веревку наново перекладывал, чтобы сучья рубить. Такую добычу не брошу.

– А мне… Его… Рубить?

– Дело твое.

– Он… Узнал меня.

– Узнал? – помрачнел Сила. – Или ты сам ему представился?

Мирчо поднялся на ноги и застонал. Признаваться в своей глупости не хотелось.

– Тогда руби. Да времени не теряй – скоро рассвет. А к дереву сегодня могут прийти – тут оно о тебе и расскажет. Или егерь срубленную ветку заметит и спросит. Тут тебе и конец.

Превозмогая себя, Мирчо поднял топор и ударил по стволу. Голова отозвалась болью. Обрубок ветви на шарнире задвигался быстрее, словно грозя.

– Так-то, – хмыкнул Сила. – Неутешные родственники сейчас пошли… Не только на колокольцы тратятся, но и на такие вот веточки. Какой только пакости не придумают, чтобы жизнь дровосеку отравить.

– Он первый начал, – промычал Мирчо, глубоко вонзая топор в ствол.

– А вот это совсем неважно, – заметил Сила. – Дрова – они и есть дрова.

К городским воротам подошли к полудню. Долго прятались в лесу, пережидая, пока с дальней наблюдательной вышки, о которой знал Сила, слезет егерь; потом пропускали ораву баб, собравшихся в лес с утра пораньше – непонятно только, зачем, не за грибами же? Наверное, навестить родственника. Или кумушку – такой-то толпой.

Стражники подозрительно оглядели свежесрубленные стволы.

– А вот эта коряга что-то сильно нашего бывшего капитана напоминает, – заметил безусый юнец, шмыгая носом. – А, дядько Бронислав?

– Ты смотри, есть отметки, или нет, – хмуро бросил чернобородый крепкий стражник, приглядывавшийся к стволу Силы.

Мирчо заметил, как браконьер передает тому монету – и не маленькую, целый рубль. Известно, стражники все между собой делят – согласно положению и заслугам. Поэтому и дровосек вытащил из потайного кармана рубль, сунул его юнцу – и тот уже не вспоминал о бывшем капитане, да и ствол осматривать не стал: что время тратить?

А на торжище расход удалось возместить сполна: клен ушел за восемь рублей. Пять из них Мирчо отложил в сторону – для дядьки Богдана. Надо, чтобы жена могла поговорить со стариком и после его смерти. Да и сам дровосек Богдана любил. Пусть у него будет все, как у людей. Не лучше, но и не хуже. Родственники не поскупятся.

--">