Мария Васильевна Захарова - Тени

могу так больше жить, помоги! — вслух сказала я. Но, несмотря на тот вой который на последнем крещендо раздавался у меня внутри, прозвучало это как-то особенно тихо и тоскливо, словно выход подхваченный порывом ветра и развеянный в кронах деревьев. К кому я обращалась даже сама не представляю. Вера в Бога, да и любые другие высшие силы, покинула меня еще во время мытарств по клиникам, но, тем не менее, просьба была озвучена и ее последствия оказались для меня совершенно неожиданными.

Очнулась я сидя на асфальте с поджатыми к груди коленями и слезами на глазах. Какая-то женщина трясла меня за плечо, озабоченным тоном интересуясь: «Вы в порядке»?

Я была не в порядке, далеко не в порядке. В ушах гудело, перед глазами мелькал калейдоскоп расплывчатых пятен от мутно зеленого до ярко красного, во рту пересохло. Сердце в груди колотилось набатом, а душа словно в судорогах билась.

— Все хорошо, — как-то смогла пробормотать я, и попыталась встать. Ноги не держали, и меня пошатывало из стороны в сторону, а сердобольная дамочка все причитала над ухом:

— В такую-то погоду и без головного убора, конечно солнечный удар хватит. Разве ж так можно. Вот молодые совсем о себе не думают, голову не берегут.

Я молча кивала. Пытаясь остановить вращающуюся реальность то закрывала, то открывала глаза. Что, впрочем, слабо помогало. При каждой попытке сфокусироваться складывалось впечатление, что откуда-то с периферии на меня наползают странные тени, тянут свои похожие на руки щупальца к моему телу, будто пытаются заключить в объятья. От этого я внутренне содрогалась, вновь смеживала веки и начинала сначала. Продолжалось подобное безобразие минут пять, хотя, на спор утверждать не стану. Потом все как-то разом прекратилось и вошло в привычную колею. Мир раскрасился знакомыми цветами, ноги обрели почти твердость, и только от некоторой слабости чуть подрагивали руки.

Я со словами благодарности отстранилась от неожиданной помощницы, смутно признав в ней соседку с первого подъезда, и развернувшись, побрела в направлении дома. О походе в магазин можно было и не вспоминать. Уверенности что дойду до квартиры и то не было. Самочувствие такое словно я за пару часов разгрузила с десяток железнодорожных вагонов под завязку наполненных мешками с песком, или что-то в этом роде, так мне казалось. Поминутно проклиная лифт именно в этот момент решивший проявить характер где-то между площадками, я, еле переставляя ноги, практически дотащила свое бренное тело до седьмого этажа и, хлопнув дверью, в чем была рухнула на диван.

— Ну и денек! — мелькнуло в голове, прежде чем провалилась в сон.

Оклемалась я глубокой ночью часа в три пополуночи. Но временное забытье облегчения не принесло. Да и не сон это был вовсе, а скорее полуобморочное состояние, на протяжении которого меня преследовали сумрачные тени. Они выползали из углов, просачивались сквозь щели, стелясь туманом подбирались ко мне и что-то неясно шептали. Было в этом шепоте что-то завораживающее, напоминающее гул множества голосов на разные лады бормотавших одно и то же. Но сколько бы я не прислушивалась, так и не смогла разобрать что именно. Понимание билось где-то внутри, плавало под самой поверхностью, но так и не решилось сделать вход. Почти неощутимыми прикосновениями тени поглаживали мне скулы, плечи, руки, от чего кожа покрывалась мурашками и тело сотрясала дрожь не то удовольствия, не то боли, я так и не определилась. Помотав головой чтобы прогнать отголоски этих чувств, я поднялась, и первым делом включила везде свет. Все что в моей квартире могло гореть — загорелось, только избавиться от сумрака не помогло. Я вглядывалась в каждый угол словно ожидала продолжения недавнего бреда. И это лишало самообладания.

— Солнечный удар, — пробормотала я, вспомнив слова соседки. И тут же одернула саму себя. — Да, как же. — Даже смешно стало. Иррациональное уступает место рациональному, главное найти подходящее объяснение и убедить себя. — Ха, — раньше я за собой такого не замечала. — Бред собачий. Я и ста метров от подъезда не отошла. О каком ударе может идти речь, ну явно не о солнечном, разве что кирпич на голову свалился. — Ну вот, теперь еще и сама с собой разговариваю. Последствия. И я рассмеялась, понимая что это уже похоже на истерику.

Налив чашку горячего чая, я забралась на столешницу и уставилась в окно. Занавеска мерно покачивалась перед глазами, колышимая --">