Алинна Ниоткудина - Новая луна

был портрет какого-то бледно-зеленого.

— Этта ОН! ЭдФарт, — и она провела вокруг рукой, как птица крылом. Все стены этого загончика были завешены постерами с тем же, кто был на рекламном щите, с его охлаждающим взглядом, с чуть приоткрытым ртом, как будто его мучала жажда, и он был готов пить даже туман. И эти глаза со всех сторон, угрожающе-умоляющие, измучено-веселящиеся, беззащитно-злые…. Что-то зашевелилось в ямке между ключиц.

— Кто ОН?

— ЭдФарт вампир. Ласковый вампир, милосердный вампир… У меня с губ сорвался то ли смех, то ли стон. Я потрогала лоб — вроде холодный, ущипнула себя — вроде не сплю. Блин! Может, меня травой какой-то обкурили, знатная травка у них тут произрастает.

— ЭдФарт дает сегодня праСТничный уШин, — пояснила немка, видя, что я не прониклась пафосом момента.

— Ага, а я думала сеанс одновременной игры, — но истинная арийка не приняла моего сарказма.

— Мы, так понимаю, приглашены в качестве закусок? Или кто-то из нас на горячее сгодится? У меня не было страха, был какой-то первобытный восторг. Я даже не сразу поняла, что кто взял мою руку. Один из униформистов держал меня за запястье и внимательно изучал голубоватый рисунок вен. И вдруг сказал:

— Пройдемте.

— Ну, так отпустите. Я не маленькая девочка, чтобы за ручку ходить.

— Да — да, конечно. Прошу Вас. Чегой-то во мне спесь проснулась, даже сотрудника местного смутила. Хотя какой же он местный, европеец, причем северный. И почему со мной разговаривает на моем чистом родном? Да-уЖ, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Ага, где партизанен, там и дойчланд зольдатен, ну так где моя фрицка?

— Фройляйн! Где тебя носит? Ну-ка, ком цу мир. Фройляйн и так уже стоит, вытянув над толпой свою длинную шейку, слишком бледная среди южанок. Ее взгляд похож на взгляд попавшей в водоворот овечки, ее нельзя здесь оставлять.

— Мы вообще-то вместе, — заявляю я униформисту, — я без нее не пойду.

— Хорошо, хорошо, только побыстрее, пожалуйста.

— Цигель, цигель! Михаил Светлов! — перевожу я немке. Мы проскакиваем через прозрачные раздвигающиеся двери и через оцепление. Черт! это уже силовые структуры, полицейские или военные, но я не успеваю разглядеть знаки различия. Мы идем очень быстро, почти бежим по коридору или проходу, а его стену сплошь увешаны плакатами с тем самым ЭдФартом, с пересохшими губами, собирающимся то ли рассмеяться, то ли расплакаться. Его лицо мелькает-мелькает-мелькает… это один и тот же снимок, но мне кажется, что они складываются как кадры на кинопленке, что он шевелит губами, пытается что-то сказать, но то ли не может, то ли боится. Еще одни двери, опять прозрачный пластик. Сквозняк надувает белую штору как тугой парус и опускает на нас с немкой, мы вцепляемся друг в друга от неожиданности. Кажется, что попали в снежную лавину…. Парус надувается снова, поднимается, и мы выскакиваем из-под него, наш провожатый уже далеко и тянет к нам руку, как будто хочет вытащить на берег. Все пространство поделено белыми занавесями на клетушки, в некоторых что-то делают люди, похоже на госпиталь времен Первой мировой. Русскоговорящий униформист откинул шторку одной из клеток, значит нам туда. Как только мы уходим с общего прохода, раздается грохот, где-то бьется стекло, пол под ногами дрожит, потянуло гарью… женский визг, детский плач, вой сирен. Потом остался только звук, вытеснивший все остальные, топот кованых армейских подошв. Ёхарный бабай! Только этого не хватало в моей гребаной жизни!!!

— Что есть ёкарный гудбай? — интересуется моя соседка. Поднимаю голову, осматриваюсь. Молодцы мы с фройляйн, не сговариваясь, нырнули под диванчик и вцепились друг в друга как сестры-близнецы.

— Подруга дней моих суровых, вроде все стихло, давай вылезать. Стихло это с большой натяжкой, но смысла валяться на полу не было. В квадратике нашей клетушки стоял гостиный диванчик, журнальный столик, в углу еще стул офисного типа.

— Квадратиш, практиш, гут! — сказала я оглядевшись, моя подружка засмеялась. Горел только резервный свет, но нам тут не гладью вышивать, с нас и этого хватит, с меня уж точно. Мы забрались на диванчик.

— Ёкарный гудбай? — снова прозвучал вопрос.

— Знаешь, в России есть три до сих пор неизвестных науке животных: бляха муха, ёшкин кот, и ёхарный бабай. По поводу биологической классификации последнего ведутся самые жаркие споры.

— А!! бабай есть муш бабы, — сделала логический вывод моя --">