Дмитрий Игоревич Скирюк - Кукушка

Когда дитя украло с кухни нож и забавляется с ножом, это опасно, прежде всего, для него самого, а уж потом — для окружающих. Нож отбирают. Есть и другой путь — можно обучить ребёнка, как им пользоваться. Взросление неизбежно. Простая девочка может стать матерью, обычный мальчик — воином. Маг в этом смысле, независимо от пола, одновременно и творец, и деструктор. Магия для него — тот же нож, можно использовать её по-всякому.

Но магию так просто не отобрать.

Как тогда обучить ею пользоваться? С какого момента ребёнок САМ начинает осознавать, что магический «нож» не игрушка?

Воспитание мага в городе не приносит плодов. Город убивает магию: мёртвый камень, равно как и неживое дерево, выхолащивают суть волшбы. Теоретические выкладки пусты и бесполезны. Лишь практикующий маг-травник сохраняет секреты управления могучими силами природы в наше время, когда множество псевдоволшебников беспечно владеют магическими материалами. Ведь именно слушая шёпот древних дубов, вьющейся лозы, скалистых гор, песков пустыни, люди и научились таинственным силам природы...

Некоторое время человек на поляне молча вчитывался в записи и только изредка слюнявил палец, чтоб перевернуть страницу. Щурил увечный глаз, часто смаргивал. Почерк был ужасен; автор путался в словах, буквы набегали друг на друга салками и в чехарду, многих не хватало: перо просто не поспевало за ходом мысли. Наконец Золтан сдался и пролистнул сразу несколько страниц. Снова углубился в чтение.

...несмотря на многочисленные исследования, природа сего тяжкого недомогания до сих пор остаётся загадочной. Единственно понятно, что передаётся оно в ходе плотского соития (хотя неясно в таком разе, как могут им заболевать малые дети, а такие случаи известны). Парацельс писал, что мог лечить с равным успехом как твёрдый шанкр, так и спинную сухотку, но считал их проявлениями двух различных хворей. Между тем я неоднократно замечал, как протекает люэс, и одно предшествует другому, и не вижу смысла в подобном разделении...

— Так... Тут, похоже, что-то про болезни...

...рыбаки утверждают, будто многократно видели это существо, пытались изловить, и многие через то пострадали, а некоторые даже погибли. После юго-западных штормов его нередко встречают в северных водах. Оно не похоже на рыбу или гада, хотя имеет сверху разноцветный плавник или петуший гребень, служащий ему как парус, и скользкие змеиные тела внизу без счёта. Рыбаки зовут его «Португальский кораблик» и, едва завидев вдалеке, стараются уйти оттудова подалее, покуда тварь им ненароком в сети не попалась и больших неприятностей не причинила. Думается мне, что на самом деле это...

— Это про рыбу...

...наперстянка, idem digitalis^[1] или «рукавички лисьи», при всей своей ядовитости полезна, может быть необычайно при больном сердце. Неоднократно наблюдалось мной, когда сушёных листьев наперстянки небольшая доза, правильно напаренная, большое облегчение сердцем хворому приносит. Мне известны наперстянки ржавые и пурпуровые, но, говорят, на Востоке есть ещё несколько разновидов...

Страницы шелестели за страницами. Налетавший ветерок, уже вполне по-весеннему тёплый и сырой, загибал им уголки и приносил с поляны запахи дымка, сырой травы и жареного мяса. Наконец донёс и крик.

— Господин Золтан! Ну господин же Золтан! — надрывались на поляне. — Где вы там?

Кусты орешника затрясли голыми ветками и расступились, выпуская на поляну кругленького румяного толстяка в дорожном сером платье.

— А, вот вы где! — с облегчением сказал он. — Что вы там выпятились на эту вашу книгу, ровно сыч на мышь в июньский полдень? Идёмте, я уже вас битых полчаса зову.

Золтан отмахнулся:

— Не сейчас, Иоганн. Подожди чуть-чуть.

— Да будет вам, идемте же, ну что вы! Мясо пережарится.

— Сними с огня, я скоро подойду. — Золтан рассеянно запрятал выхваченный нож в обрат за голенище и снова принялся за чтение.

— Да бросьте, господин Золтан, бросьте. — Толстяк подошёл ближе. — Ни одна книга не стоит того, чтобы пожертвовать ради неё добрым завтраком. Однако экая книжень! Чего это у вас? Святое Писание?

Хагг наконец не выдержал и захлопнул тетрадь.

— Эх, Иоганн, Иоганн... Вечно у тебя язык бежит вперёд мысли. Через то и погоришь, попомни моё слово!

Толстяк, которого --">