Лариса Петровичева - Роза и свиток

беспощадный свет. В нем не было ничего, присущего нашему грешному миру — это был свет горний, известный нам из молитв и откровений святых подвижников. Я упал на колени и стал молиться Заступнику, прося пощадить мою душу, если это все-таки соблазн Змеедушца — но небесное знамение прекратилось так же внезапно, как и началось. Снова стало темно, снова пошел дождь, а я выпрямился и увидел на дороге тебя. Минуту назад на том месте никого не было. Ты сидел в грязи и смотрел по сторонам, словно не мог понять, как попал в это место. Я подошел ближе, теряясь в догадках: кто же ты такой, и откуда взялся?

— А потом вы увидели цвет моих глаз, — едва слышно произнес Шани. Отец Гнасий кивнул и посмотрел на духовного сына: его глаза были насыщенно сиреневыми. С годами их буйный оттенок несколько поблек, но аметистовый взгляд по-прежнему производил значительное впечатление, особенно на тех, кто встречался с Шани впервые.

— Да, — сказал отец Гнасий. — И я внезапно понял, что мне нечего бояться — словно Заступник шепнул мне на ухо, что ты никому не причинишь вреда. Я спросил у тебя, кто ты и как тебя зовут, и ты заговорил на странном отрывистом наречии, похожем на говор варваров с Дальнего Востока, а потом заплакал.

— И вы взяли меня за руку и отвели в монастырь, — задумчиво откликнулся Шани, словно пребывая умом и сердцем в событиях пятнадцатилетней давности. Он будто снова брел под дождем за отцом Гнасием по раскисшей осенней дороге к резной громадине монастыря и пытался о чем-то рассказать ему на незнакомом языке.

— Ты был ужасно голодный, — улыбнулся отец Гнасий. — Я подумал, что если у всех посланников Заступника такой славный аппетит, то монастырских запасов нам точно не хватит. Потом ты заболел и несколько дней пролежал в горячке. А я написал письмо в столицу, рассказал о сиреневом зареве и о тебе. Заступник ведь явил чудо, и я не смел его сокрыть. Это хуже, чем ересь.

Вспомнив о полученном письме с добрым десятком печатей, отец Гнасий и Шани одновременно усмехнулись. Ответ из инквизиционного трибунала и патриаршей канцелярии был, строго говоря, вполне предсказуем. Столичные власти сочли, что монахи на своих северах допились до зеленых кизляков, а если настоятель Шаавхази еще раз решит выдавать своих незаконнорожденных детей за Заступниковых посланников, то будет отлучен от сана и отведает крепких плетей, которые научат его уму-разуму.

— А потом я научился говорить, но все равно не смог сказать ничего толкового, — с грустью произнес Шани. Отец Гнасий ободряюще похлопал его по руке.

— Заступник милостив. Однажды ты вспомнишь, кто ты и где твой настоящий дом.

Сиреневые глаза словно заволокло легкой дымкой. Отец Гнасий подумал, что Шани на самом деле прекрасно все помнит и знает — только предпочитает хранить молчание.

Что, если все эти годы он принимал порождение Змеедушца за дитя Заступника? От этой неожиданной мысли отец Гнасий вдруг ощутил мгновенный холод, охвативший его тело.

— Сейчас мой дом здесь, — промолвил Шани с искренней глубиной, и эта сердечность словно обогрела настоятеля. — Но душа и долг зовут меня дальше. Отец Гнасий, вы дадите мне благословение на должность декана?

— Дам, — кивнул настоятель. — Ты привез то, что нужно?

Шани утвердительно качнул головой и извлек из внутреннего кармана видавшего виды камзола небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, отец Гнасий увидел изящный серебряный перстень с аметистом и письмо на собственное имя. Взломав печати, он прочел, что владыка всеаальхарнский Миклуш запрашивает его благословения на то, чтобы Шани Торн, брант-инквизитор и послушник монастыря Шаавхази, занял почетную и многотрудную должность декана инквизиции. Отложив письмо, отец Гнасий взвесил перстень на ладони и сказал:

— Эта вещь, сын мой, есть знак твоего вечного и добровольно изъявленного обручения с истинной верой. Готов ли ты служить Заступнику, карать его врагов и нести невеждам свет его знания? Трижды и три раза спрашиваю: готов ли?

— Трижды и три раза отвечаю: готов, — глухо откликнулся Шани.

— Готов ли ты терпеть нужду, болезни и горечь ради вечного торжества его Истины и Славы?

— Готов.

Отец Гнасий взял Шани за правую руку и надел перстень на безымянный палец. Обряд завершился, и несколько томительно долгих минут они молчали; затем настоятель обвел Шани кругом Заступника и сказал:

— Вот и все, ваша неусыпность. Поздравляю с --">