Елена Владимировна Навроцкая - Каждому - свое

растянутой на пыточной дыбе.

- Эй, Ганс! Что-то новенькое на сегодня?

Палач оборачивается и смотрит, растерянно и рассеянно.

- Мне не велено с вами разговаривать, фройляйн Хелен, но, как вы себя чувствуете?

Вежливый! Привык преклоняться перед господами.

- Чувствую себя прекрасно, разве не видишь?

- Hу и, слава Создателю! Я уж было подумал, что этот болван Фриц убил вас. Зачем вы его напугали?

- Потому что он - болван, как ты изволил выразиться. К тому же, меня невозможно убить - ты ведь это знаешь?

- Можно, фройляйн Хелен, и вы тоже это знаете!

- Почему же вы до сих пор не уничтожите мою несчастную плоть?

- Плоть уничтожить можно завсегда, а с душой неувязочки выходят. Вот смотрите, фройляйн...

Ганс уже было расположился к беседе на тему души и тела, решил, бедняга, щегольнуть эрудицией, как железная дверь загромыхала, и в камеру пыток важно зашел Майстер. Вообще-то, его зовут отец Арнольд, но он почему-то предпочитает обзывать себя Майстером. По мне так все равно - хоть Майстер, хоть отец, хоть брат, хоть сват. Он подходит ко мне, держа в вытянутой руке золотое распятие. Майстер - здоровый лоб, ему бы борцом в бродячем цирке выступать, а он в священники подался и прикрывается крестом, будто сие действие поможет избежать неприятностей.

- Как ты себя чувствуешь, дочь моя? - Хм, "дочь моя"... Что тебе, внучек? И вообще, какого черта их всех интересует мое здоровье? Весело отвечаю:

- Великолепно!

- Продолжим тогда наш разговор.

- Что вы еще хотите знать?

- Вопросы здесь задаю я, дочь моя, - Майстер придал своему голосу недовольный тон. Палач, желая угодить, торопливо начинает:

- Герр Майстер, не хотите опробовать другие виды пыток? Может зажмем ей пальцы в тисках? Или выжгем глаз каленым железом? Или отрежем грудь?

- Грудь? Какая грудь, Ганс? - Майстер недоуменно смотрит на палача.

- Пытки, герр Май...

- Заткнись!

- Как изволите.

- Герр Майстер, - теперь моя очередь говорить, - я ведь уже давно созналась, зачем меня вновь пытать?

- В чем ты созналась, дочь моя? - Ох, уж эти инквизиторские штучки: думают умнее всех, тоже мне - душеведы!

- Hу... в том, что, будучи вампиром, пила кровь невинных бюргеров из славного города Кельна, а в День Всех Святых справляла шабаш на Лысой горе, вступая в интимные отношения с дьяволом...

Во время моей речи Ганс так склоняется надо мной, что до меня доносится отвратительный запах чеснока из его рта.

- Ганс! Черт возьми, что ты сегодня ел на обед?

- Эльза приготовила чесночный суп, фройляйн.

- В следующий раз, когда ты меня будешь пытать, скажи своей Эльзе, чтобы она сварила другой суп!

- Слушаюсь, фройляйн!

- Заткнитесь оба! - Майстеру не понравилось отсутствие внимания с нашей стороны к такой высокопоставленной персоне, как он. Тишина, воцарившаяся в камере, дает мне время сосредоточиться и почувствовать возрастающую в себе силу... Hаконец, Майстер, шепотом, с придыханием, спрашивает:

- Хорошо, дочь моя, расскажи подробнее о твоих сношениях с... с...

- Боюсь, герр Майстер, что подобный рассказ осквернит ваши богобоязненные уши...

- Hичего, дочь моя, представим, что мы на исповеди.

Мерзкий извращенец, ничего ты не услышишь!

- Я не хочу исповедоваться!

- Ганс! Дай ей сто плетей!

Ого! Как расстроился! Давай, Ганс, давай! Ты умрешь первым!

- Стой! - Майстер передумал меня бить, сто ударов требуют всетаки определенных затрат времени, а ему не терпится выслужиться перед отцами-инквизиторами. - Сначала ты, Хелен, скажешь, кто в нашем городе подвергся твоим укусам, назовешь имена.

- Я не спрашивала их имена, я только наслаждалась вкусом их крови...

- Ганс!

- Майстер! Стало быть, вам дозарезу нужны эти укушенные счастливцы?

- Они - погубленые души, где же тут счастье? Счатливцами жертвы твоей сатанинской ненасытности станут только во спасительном огне! Во веки веков! Амен!

- Hу что ж, герр Майстер, тогда слушайте...

И я добросовестно перечислила имена, всего сто пятьдесят человек. Кажется, отец Арнольд остался доволен. Вдруг за дверью послышались истошные крики, а потом она, железная и непоколебимая, заходила ходуном и вывалилась вовнутрь камеры...

IV. Прошедшее время, после полуночи.

Старая ратуша во все времена оставалась для людей воплощением закона и порядка. Здесь городской голова принимал важные решения, влияющие на жизнь граждан, здесь почетные члены городского совета, выбираемые, как правило, из наиболее уважаемых жителей, степень уважаемости коих --">