Анатолий Н Патман - Раз - невезенье, два - везенье

куча камней похоже на бога Тангра этих проклятых охотников. Все-таки бог, обидеться может. А в расщелине лучше и не так задувает.

- Это ты где видел фигуру Тангра, а, Расул, мерзкий богоотступник? Может, ты тайно поклоняешься ему?

- Что вы, что вы, милостивый! Как можно! Это шаман Хувар сказывал, что негоже оскорблять богов, даже других народов, или забытых. Мол, обидеться могут. А потом вдруг будут неприятности! А я что, просто так сказал.

- Ах, ты, да ты, точно, вероотступник! Ещё якшаешься с шаманом! Ну, ничего, придет время, и шаман ответит за то, что воду мутит! И не смей больше упоминать эти мерзкие имена при удостоившемся милости благословенного Валиха!

После слов Расула ненадолго воцарилось молчание. Но вожак степняков недаром имел негласное прозвище Живодер, заслуженный тем, что имел привычку живьём замучивать пленников, попавшихся ему. Ещё он не любил, когда ему не проявляли должного почтения, как он считал, ибо был не только приближенным Старшего Вождя - досточтимого Пахлаван-Хана, но и его племянником. Поэтому даже эти осторожные слова подчинённого вызвали у него неподдельную ярость. И его здоровенный кулак не замедлил врезаться в лицо нерадивого Расула. Тот от мощного удара отлетел аж на большую полукруглую каменную плиту рядом с навесом. С разбитого носа закапала кровь, смешиваясь с капельками воды, растекавшаяся по ровной поверхности.

И тут мощное дуновение ветра кинуло здоровенную полосу дождя прямо под навес.

- Э, милостивый Юнус-джан, я быстро, сейчас же натаскаю мусор туда, куда вы указали. Один миг, и всё будет готово!

- Давай, Махмад, выполняй. И этого гнилого щенка степного шигала возьми с собой.

Обычно малоразговорчивый и исполнительный Махмад удивился, как он всё же осмелился молвить слово вожаку. Раньше он обычно этого не делал. Но в этот раз всё же осмелился, так как ему так стало жалко Расула. Ведь этот поклонник шамана мог и жизни лишиться. Юнус-джан не только муалдин храма Неполного светила и Великолепия благословенного Валиха, но и племянник вождя, и сам знатный воин.

"Шиктан проклятый! Надо быть поосторожнее, иначе могу и не вернуться с этой поездки. И на кого оставлю свою ласточку Эрдэнэт..."

При мыслях о красавице-рабыне с южных краев у него сладко заныло в паху. "Но может быть, мальчик и мне достанется, если буду хорошо работать!"

И степняк резво побежал собирать всякий мусор, занесенный ветрами в эти проклятые развалины. Следом за ним, размазывая кровь по своему лицу, поплелся и Расул, получивший нагоняй за свой длинный язык.

Довольный собой, вожак посмотрел им вслед.

- Валнис, Хасайн! Вам, что, особого приглашения надо! Ну-ка живо разбирайте вещи! Я пока отолью, потом немного прилягу. Когда еда будет готова, скажете!

Старший степняк шагнул чуть в сторону вдоль стены. Здесь недалеко под куском навеса также было ровное место, куда не доставали дождь и ветер. Мужчина развязал веревку, придерживающие кожаные штаны, и присел. Сделав свое дело, он вернулся к вещам и разлегся среди вьюков. Другая парочка его спутников завозились среди кучи поклажи, видимо, доставая еду и необходимые вещи.

Наконец прибежал расторопный подчиненный.

- Милостивый Юнус-джан! Все, дрова собраны!

Задремавший вожак приподнялся, и, не говоря ни слова, откуда-то из-под одежды достал большущий драгоценный камень в изящной оправе, с такой же красивой длинной сдвоенной цепью. Взяв его в руки, направил открытой стороной в сторону здоровой кучи мусора. Тонкий ярко-красный лучик вырвался из одной из граней, и сразу же в яме заполыхало сильное пламя.

- Когда подогреете пищу, позовете,- и он так же, как и раньше, застыл среди вещей.

Быстро наполнив дождевой водой котел, шустрые степняки подвесили его на длинной металлической палке между двумя валунами по краям ямы. Когда вода вскипела, часть сразу же перелили в другую, меньшую по размерам емкость и закинули туда несколько пучков, похоже, разных степных трав. А в котел полетели несколько кусков чего-то, наверно, мяса, и сыпучая крупа, также разные приправы. И все это они проделали молча. Видимо, когда вожак отдыхал, беспокоить его было опасно из-за всяких неприятностей, на которых тот степного шигала съел.

- Милостивый Юнус-джан! Все, еда готова!