Вадим Волобуев - Кащеево царство

Как поедем, жёнушка, в город торговать,

Как купим, жёнушка, уточку себе.

А уточка тах-тах-тах,

А курочка по сеням трай-рай-рай

Кричит: «Куда, куда, куда!».

Худо стало Савелию, тяжко на душе. Как ни крути, а постоять за мать он не сумел. Надо было плюнуть Якову в его лоснящуюся рожу – не осмелился, сробел. Всё ж таки – боярин, наследник великого рода. Против такого не попрёшь, будь ты хоть трижды порослью хозяина морских глубин. Или всё же попрёшь? Может, не стоило сдерживаться, пускай его утрётся? Савелий задрожал от гнева. Редко доводилось ему встречать человека, который не трясся при одном упоминании водяного. А тут не только не трясся, а даже напротив, насмехался, бесчестил его мать и отца. Как можно такое стерпеть? Савка замялся, раздумывая, не вернуться ли в избу, да тут кто-то окликнул его:

– Савелий, что стоишь как истукан? Будто и не озяб?

К нему, смеясь в редкую бородёнку, приближался Сбыслав – сосед по Ярышевой улице. А за Сбыславом, чавкая сапогами по мёрзлой грязи, шли смерды – все при мечах и в шлемах. Как видно, Сбышек решил не искушать судьбу и велел холопам быть при оружии.

– Где воевода? – спросил купец, подходя к Савелию.

Был он старше его лет на пятнадцать и потому держался немного свысока, хоть и дружелюбно.

– В избе сидит, – буркнул Савка. – С Яковом.

Сбышек принюхался, осведомился лукаво:

– Никак уже приняли?

– А ты запретишь что ль? – сразу окрысился Савка.

Товарищ его пожал плечами.

– Воеводе виднее. На берегу думаешь ночевать?

– На берегу.

– Ну и я с тобой. Ты которую избу занял?

Савелий неуверенно обвёл взглядом убогий павыл.

– Покамест никакой.

– А чего с Ядреем и боярином не хочешь?

– Да вот не хочу.

Сбыслав тоже окинул взором неровный ряд врытых в землю срубов, промолвил, показав пальцем на один:

– Вот тот как тебе? По нраву ли?

Из сруба доносился гогот ушкуйников, в едва освещённых окошках двигались корявые тени.

– А воев куда ж? – хмуро спросил Савелий.

– Это уж не наша забота. Найдут место.

Сбыслав подступил к избе, распахнул дверь, ступил в горницу – сеней у зырян не водилось. Узрев в полумраке разбойничков, сидевших за низким столом, рявкнул:

– Пошли вон.

Те сначала не двинулись с места, удивлённо уставились на вошедших, потом, рассмотрев хорошенько, вскочили и без слов выкатились на улицу.

– Очаг натопи, – бросил Сбышек челядину, вошедшему следом.

Сам же уселся к столу, скинул кожух, заботливо принятый подскочившим смердов.

– Ты как, брат Савелий, сразу на боковую или повечеряешь со мной?

Савка прошёл к столу, сел напротив.

– Повечеряю, чего ж не повечерять.

– Ну и добро. – Сбышек обернулся к застывшему у входа верзиле-гридню, велел ему: – Скажи там, чтоб внесли снедь.

Тот поклонился, вышел.

Савелий крикнул:

– Нелюбка!

В избу, запнувшись о что-то, ввалился молодой увалень с нечёсаной рыжей бородёнкой, в добротном тулупчике и чоботах на меху.

– Звал, Савелий Содкович?

– Беги на струг, тащи угощенье…

Сбыслав поднял руку.

– Лишнее. Угощу тебя, Савелий. Нынче пьём и едим из моих запасов.

– Обижаешь, Сбыславе! Будто я без порток пришедши.

– Уважь мою прихоть. Сегодня я тебя потчую, а завтра – ты меня.

– Ну, если только так…

Сбышек расщедрился, велел принести с корабля сушёные яблоки и груши, угощал товарища сбитнем, накрыл его шерстяным корзном с серебряной пуговицей. Размякшие купцы нежились в жарких волнах, исходящих от чувала, наслаждались благословенным теплом, особенно приятным после многодневного холода речного перехода.

– Отчего бояр невзлюбил? – лениво спрашивал Сбыслав, изящно приподнимая правую бровь.

– А ты их больно-то обожаешь! – язвительно ответствовал Савелий, опять набираясь храбрости.

– Бояре – кость новгородская. На них земля держится.

– Боярин боярину рознь, – ершился Савка. – Ежели у него дом – полная чаша и вотчины по всем пятинам, это одно. А ежели не в чем на брань выехать и кафтан дырявый, то какая же это кость? Срамотища одна.

– Такие-то бояре и на вече помалкивают. Нам от них вреда никакого. А при случае всегда можно гривну-другую в худой карман ему положить, чтоб держал нашу сторону.

– Это верно. А только какой бы боярин ни был, всегда на нас сверху вниз взирать будет. Потому как гордость заедает! И что с того, если я могу его с потрохами купить? Он – боярин, а я – смерд.