Токацин - Солнечный змей

усмехнулся и почесал хеска за ухом.

— Фррисс? — вполголоса спросил хеск, тыкаясь лбом в ладонь Речника. Фрисс сполз с постели и выпрямился, перенеся вес на правую ногу. Стоять было можно.

— Алсаг, принеси одежду, — попросил он еле слышно и, прихрамывая, протиснулся между стеной и дверной завесой и встал на пороге, щурясь от яркого света.

Прохладный речной ветер дунул в лицо. Внизу, под обрывом, плескалась и пенилась бурная река, и рёв близкого водопада заглушал шум волн и вопли чаек. В воздухе пахло гарью, кипящей смолой и водорослями… и ещё чем-то горьковатым и очень знакомым. Фрисс изумлённо мигнул и провёл ладонью по глазам. Нет, там, внизу, белела не пена… внизу и здесь, на пороге, путаясь в молодой траве… Хума цвела, роняя тысячи лепестков, её горький запах стелился над берегами Канумяэ, её цветы плыли по волнам и путались в волосах. Фрисс подобрал лепесток, помял в пальцах и поднёс к лицу, всё ещё не веря своим глазам. Значит, уже два месяца он лежит в пещере. Два месяца назад был тот лесной пожар… Но почему тогда так сильно пахнет гарью?!

— Фррисс… — Алсаг подошёл незаметно и ткнул его носом в бок. На спине кота лежала небрежно свёрнутая одежда. Фрисс только сейчас понял, что ему не холодно — он стоял на берегу Канумяэ в одной набедренной повязке и едва ощущал прохладу, идущую от воды, а плечи уже припекало весенним солнцем. Он набросил рубаху, с трудом влез в штаны — нога почти не гнулась, мешало опухшее колено, и подживающие рубцы на лодыжке немилосердно зудели от прикосновений… Речник поправил сползшие повязки и сел на спину кота, пытаясь отдышаться.

— Ох ты… Речник Фрисс! — изумлённый возглас и хлопок в ладоши послышался снизу, с тропы вдоль обрыва. Там, запрокинув голову, стоял сосед — Менно Сия. Сбросив с плеча охапку сухой травы, он удивлённо смотрел на Речника.

— Так ты уже ходишь? — спросил он, растерянно усмехаясь. — Вот же прочные кости у Речников! На той неделе, когда тебя привезли, ты головы поднять не мог — мы уже думали, что… А, это всё пустое. Как спина? Скайоты клялись, что хребет цел, но помяло тебя тогда…

Фрисс шевельнул плечом. Спина по-прежнему ныла. Менно, подобрав дрова, поднялся по тропке и прошёл мимо входа в пещеру, направляясь к дровяному складу Речника.

— Вижу, тебе ещё худо, — поцокал он языком. — Кесса-то где? Видела она, как ты выходил?

— Кесса спит, — покачал головой Речник. — Менно, куда ты дрова понёс?

— Это вам, — житель положил охапку сушняка у входа в кладовую. — Кесса говорила, тебе нравится, как пахнет уголь. Не хотел вас тревожить, но решил зайти. Спит, значит? Ты тихонько вышел? Что же, верно, ей на неделе нелегко пришлось — сначала проклятый пожар, потом тебя привезли на досках… Как ты цел-то остался?! Скайоты говорили — весь корабль швырнуло, как щепку, да прямо на горящий ствол, только обломки полетели. Если бы ты в снастях не запутался, так и свалился бы в угли! Вот же дела в начале Ассави, у нас такого и в середине лета не бывало…

Менно, качая головой, пошёл обратно, к тропинке, ведущей вниз. Фрисс молча смотрел ему вслед. «На неделе…» — раз за разом повторял он про себя. «На неделе…»

— Менно! — крикнул он так, что житель вздрогнул всем телом и испуганно обернулся. — Менно, какой сегодня день?

— Девятое Ассави сегодня, — растерянно ответил Менно. — Ровно неделя с тех пор, как тебя привезли из Леса. Что-то не так, Речник Фриссгейн?

— Девятое Ассави… — повторил Фрисс, глядя наверх, на ровный строй зелёных стеблей вдоль обрыва, а потом — направо, на золотую цветущую Иву, на далёкие белые «облака» Хумы в хлопьях соцветий, на узкую бурную реку, зажатую каменными берегами, на лепестки, прилипшие к мокрым камням. — Девятое Ассави… Сейчас должен взламываться лёд… и первая трава проступает из-под снега. И до половодья ещё далеко…

Менно проследовал взглядом за Речником и хмыкнул. Фриссу не привиделось — листья на далёких Берёзах и Хумах развернулись уже в половину ширины, молодая трава поднялась в два человеческих роста и почти уже сравнялась с прошлогодней, от снега на берегах и льда на реке не осталось и воспоминаний. Солнце обжигало плечи даже сквозь рубаху, и Речник прижался к каменной стене — за зиму он от солнца отвык.

— А, вот что… Ну да, всё так, — похмыкал, неопределённо усмехаясь, житель. — Так и должно быть — первая трава и трескающийся лёд. А выходит вот что…

Он широко развёл руками и озадаченно --">