Наталья Владимировна Резанова - Золотая голова

восторженные почитатели точности их удара, дальности полыхания огнем, размаха кожистых крыльев и расцветки чешуи. И никто во всем городе пальцем не пошевелил в мою защиту (может, поэтому драконов и не осталось). Потому что я была преступницей. А преступники должны умирать на плахе. Это представление отвечало их внутренней потребности.

На помост меня сопровождали, кроме стражников, монах-исповедник и присоединившийся к нему в последний миг городской герольд. Мастер палач уже ждал возле плахи. Доски помоста не были застланы ничем, хоть меня и приговорили к дворянской казни, и подошвы добротных козловых башмаков, оставленных мне в тюрьме благосклонными судьями, цеплялись за деревянные заусенцы. Вечно у нас экономят… Хотя их можно понять. Когда казнят действительно важных господ, расходы можно окупить продажей одежды. А кто польстится на мои обноски?

Герольд развернул свиток и начал зачитывать, что Нортия Скьольд, именуемая также Золотой Головой, за многочисленные преступления против закона, нравственности, общественного спокойствия, жизни и собственности своих сограждан… список был длинный, и я прекратила слушать. Обвела взглядом ряды голов в круглых черных шляпах и крахмальных белых чепцах (спасибо, родные сограждане, принарядились, как к обедне, уважили… ), потом посмотрела вверх, на гору Фену-Скьольд. Нежная весенняя зелень еще не успела превратиться в темную вздыбленную шкуру горы, и на вершине хорошо видны были устрашающие развалины. Серый гранит, выросший из скал и от скал почти неотличимый — только скалы так не увечат. Коренной зуб великана, который крошили с редкостной жестокостью. Родовой замок Скьольдов. Или, как принято говорить у нас в Кинкаре, — гнездо. Пернатых или чешуйчатых — по выбору.

Больше тысячи лет назад пришли на эту землю, гонимые голодом, кровожадностью или другими завоевателями, эрды — свирепые варвары в звериных шкурах, чья жестокость превосходила всякое понимание. И смешались с местными жителями, и растворились в них, и стали ими. Они осели на земле, и принялись пахать и строить дома, и освоили ремесла, и приняли нового Бога. Потомки тех, кого называли карой Господней, стали мирными тружениками.

Но как выяснилось, не все.

Не знаю точно, когда в Кинкаре объявились Скьольды, эрды из эрдов, называвшие себя потомками древних богов, хотя, конечно, были просто разбойниками. Веками их замок нависал над городом, и, чувствуя себя не вне закона, а над законом, Скьольды творили, что желали, убивали и миловали, грабили и сорили деньгами, и кроткие горожане с мозолистыми руками и мягкими сердцами ужасались, но и восхищались рыцарями с большой дороги. А самым лихим из них был, как говорят, Бешеный Ранульф Скьольд. Мой дед. Он словно спешил отгулять свое напоследок. Потому что времена изменились, и верховные власти не желали оставлять беззаконие безнаказанным. И полсотни лет назад с запада явились имперские отряды. Мощные пушки разнесли стены, которые Скьольды мнили неприступными, и знамя с вороном пало, навеки сгинув в пороховом дыму.

Но не сгинули Скьольды. Кровь странно дает знать о себе, говорили люди, вспоминая моего миролюбивого отца, не иначе, дух разбойных Скьольдов возродился через поколение, говорили они, потому что им снова было кем ужасаться и восхищаться. Потому что я во всех деяниях уподобилась предкам. За исключением одного.

Я предпочитала обходиться без убийств. Почему, черт возьми, мне не развязывают руки? Я что, и умирать обязана связанной?

Глухой шум внизу смешался с перечислением моих преступлений. На площади наблюдалось некоторое движение. Несколько вооруженных всадников пробивались сквозь толпу к эшафоту. Странно, но стража не препятствовала им, как будто они имели на это право. Хотя чего же странного? Какой-нибудь владетельный господинчик прибыл поразвлечься в наше захолустье. Еще бы. Не каждый день увидишь, как рубят голову женщине, к тому же пусть и сомнительной, но дворянке. Я, кстати, сразу его вычислила — по росту, манере держаться в седле, надменной роже. В другое время это бы меня разозлило. Но сейчас… сейчас он был мне еще более безразличен, чем я ему.

— Приговаривается, — герольд набрал полную грудь воздуха, — к смертной казни через отсечение головы от тела…

Пауза. Аминь. Мне развяжут руки или нет?

— … но, учитывая ходатайство владетельного господина Тальви Гейрреда, а также залог, внесенный им городской казне, в сумме, оной казной --">