Андрей Владимирович Смирнов - Чернокнижник

ее и обогрела…

— Вы состоите с ней в какой-либо родственной связи? — перебил Эльгу фогт, перебирая бумаги.

— Нет.

— Почему вы называете ее матушкой?

— Ее так все называли.

Потом Эльгу начали расспрашивать, знает ли она, чем занималась Марго, помогала ли Эльга ей в этом, сколько людей приходило в дом и кто были эти люди. Эльга отвечала честно, тем более что и скрывать-то было нечего. Слушая ее ответы, фогт методично покачивал головой. Во время короткой заминки Эльга встретилась глазами с престарелым лысоватым писарем. Ей показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на сочувствие — впрочем, вполне может быть, что ей только показалось, потому что фогт задал следующий вопрос, и писарь тут же уткнулся в пергамент. Молодой монах, приведший ее сюда, молчал и украдкой позевывал.

Допрос закончился. В комнате повисло молчание.

Теперь фогт смотрел не на Эльгу, а куда-то сквозь нее. Смотрел сквозь и думал. Наконец тем же будничным тоном, которым расспрашивал Эльгу, он произнес:

— Виновна в ворожбе и вредительстве, потому заслуживает смерти. Брат Аврелиан?

Монах качнул головой, показывая, что возражений не имеет.

— Приговор привести в исполнение в обычном по рядке, — закончил фогт.

Монашек поднялся и поманил Эльгу за собой, но она не двинулась с места. Виновна? Нет, наверное, она ослышалась… Этого не может быть! Она ничего не сделала! Это несправедливо!..

— Послушайте, — начала Эльга, умоляюще складывая руки на груди. — Я…

Это было все, что она успела сказать. Стражники, ждавшие за дверью, по зову монаха вошли в комнату, взяли Эльгу за руки и выволокли вон. Следом вышел брат Аврелиан и закрыл за собой дверь.

Фогт Эллиунской епархии Марк ан Керонт провел рукой по лицу, как будто бы сдирая невидимую маску, прикрыл глаза и устало откинулся в кресле. Писарь поерзал на месте, искоса поглядел на фогта, но, так и не решившись ничего сказать, негромко вздохнул.

На душе Марка ан Керонта было муторно. В феврале епископу Агому, главе Эллиунской епархии, было доставлено послание главы Джорданитской Церкви. Первосвященник указывал епископу на ревность других прелатов, нещадно истребляющих в своих владениях нечестивых чернокнижников, ворожей и колдунов, и изъявлял недовольство тем, как ведутся дела в епархии Агома. Марк ан Керонт вспомнил то февральское утро. Его господин в волнении расхаживал по комнате и мял в руках письмо. «Послушай, что он пишет, Марк, — говорил епископ. — Если в другой епархии изыскивают и сжигают за год полсотни колдунов это хорошо, а если мы в окрестностях Эллиуна за год не находим и полудюжины — значит попустительствуем и укрываем. К нынешней зиме, как и всегда, мы должны направить в Сарейз отчет о состоянии дел в епархии — и что мы напишем? Что все у нас, как и прежде? Гиллиом уже не раз грозился направить к нам своего дознавателя и, чует мое сердце, направит, если и после последнего его письма все у нас останется без изменений. Помоги мне, Пресветлый Джордайс! Я не хочу, чтобы в Сарейзе смотрели на нас, как на паршивую овцу в стаде. Обещай, Марк, что ты сделаешь все, чтобы…» И ан Керонт пообещал. Прежде всего потому, что появление столичного дознавателя означало конец его собственной карьеры.

За последующие три месяца в Эллиунской епархии и в самом деле изменилось многое. Нормы судопроизводства в отношении колдунов всегда были довольно расплывчатыми, на рвение судей и следователей всегда полагались больше, чем на закон; теперь же время следствия над обвиняемыми в волшбе сократилось во много раз, и одного доноса или малейшего подозрения оказывалось достаточно, чтобы отправить предполагаемого колдуна в яму. А поскольку для тщательной проверки доносов или подозрений времени уже не оставалось, заключенный, как правило, покидал яму только для того, чтобы взойти на костер. Дошла очередь и до ворожеи Марго из Силевска. Ее сожгли вчера. Поскольку она была известной целительницей, фогт опасался народного волнения и заблаговременно выставил усиленную стражу. Но никаких попыток мятежа не было. Народ постоял, поглазел, послушал вопли Марго. Скорее одобрительно, чем нет. Потом ведьма сгорела, и люди разошлись по домам.

Ан Керонт оторвался от воспоминаний, возвращаясь к сиюминутным делам.

— Дай-ка взглянуть, что ты написал.

Писарь снял пергамент с под ставки и протянул фогту. Марк ан Керонт пробежал глазами весь документ, остановившись только в --">