Александр Дмитриевич Прозоров , Андрей Анатольевич Посняков - Крест и порох

вчетверо готовы! – быстро закончил за него рыжебородый Василий Яросев, и по рядам казаков пробежал легкий смешок.

– На сем и порешим, – кивнул Иван Егоров, подводя итог казачьему кругу. – Еще месяц здесь потратим, исчислим капище изрядное, в нем большой куш попытаемся взять, дабы каждому до конца дней хватило… А потом посланников за припасами снарядим и Строгановым в открытии своем признаемся. Любо?

– Любо, любо, – недовольно пробурчали воины и стали разбредаться по острогу, возвращаясь к делам.

Принятое решение никому из них не нравилось… Но все они понимали вынужденность подобного шага, и потому атаман мог смело полагаться на любого – приказы выполнять будут, смуты и недовольства не возникнет. Раз круг постановил сделать одну последнюю попытку разбогатеть, после чего поделиться открытием с купцами – значит, так тому и быть.

Надо сказать, Иван Егоров тоже особой радости не испытал. Ведь круг постановил – а ему исполнять.

Семь десятков казаков против целой здешней страны…

Однако подобная возможность обеспечить себя и даже потомков на несколько поколений вперед, прославиться, выбиться наверх к «местам», в знатные боярские рода, выпадает лишь раз в жизни. Упустить столь редкостный шанс будет куда глупее, нежели рисковать всем в случившейся безнадежной войне.

– Убери покамест идолов сих с глаз долой, отче, – попросил священника атаман. – Закопай в церкви под алтарем, пусть там часа своего дожидаются.

Храм божий был одним из первых строений в быстро растущем остроге. Первым, понятно, на высоту пяти саженей поднялась над берегом реки, возле вытащенных на отмель стругов, широкая опорная башня с четырьмя боевыми ярусами. В ней одной, коли беда случится, можно было оборону держать, в ней же и от непогоды укрыться. В тесноте, да не в обиде. Возле башни казаки сладили и простенькую церквушку с единственным приделом и островерхим шатром – дабы было где на колени пред Господом опуститься, в грехах покаяться да отпущение получить. Опосля, из уважения, избу для атамана сложили. В шатре, под ветрами холодными, что с моря дули, с женой молодой воеводе Егорову было холодновато.

Ныне казаки, выволакивая на лямках, словно бурлаки, из ближнего леса еловые бревна, складывали из них еще две башни, успев поднять обе уже по два яруса. И каждый раз, когда перекрывался очередной потолок, в первой, главной башне становилось чуточку свободнее.

Еще дней семь – и башни будут закончены. После этого между ними останется врыть частокол, и вот тогда острог уже будет настоящей, прочной крепостью с обширным внутренним двором, где и людей укрыть можно, и припасы. Скотину загнать, беженцев спрятать, торг безопасный организовать, армию для похода накопить. Твердыня…

Пока же, чтобы не мешать работе, Иван Егоров спустился со взгорка к морю, подставил лицо холодному соленому ветру, непрерывно дующему в сторону горячего колдовского солнца. Остановился в нескольких саженях от прибоя, сложил руки на груди, устремив взгляд к темному, почти черному горизонту.

– О чем тревожишься, любый мой?! – неслышно подкравшись, взяла его под локоть Настя. Жена…

– Колдунов давно не видно, – накрыл ее пальцы ладонью Иван. – Не к добру. То ли потеряли, то ли задумали что и готовятся… Ты ведь ведаешь, злопамятны они. Так просто побега нашего и разора не забудут.

– Может, и верно потеряли? Они ведь к теплу своему привыкли. А здесь вон, того и гляди ветер снег с моря понесет.

– Как раз сие мы, Настенька, и задумывали. Да токмо, на лучшее надеясь, к худшему готовиться надобно.

– О том не тревожься, атаман! Клянусь святой Бригитой, мы вояки битые, нас врасплох не застанешь. – Вслед за женой Егорова спустился к морю и его верный сотник. – Признайся лучше, друже, ты путь к городам дикарским ведаешь али для успокоения казацкого набег на капище большое пообещал?

Немец остановился рядом, поежился, прихлопнул свою кунью шапку, насаживая еще глубже на голову, запахнул засаленный кожух.

– Есть одна мыслишка, Ганс, – признался атаман. – Скользкая чуток, сумнительная, однако же есть… – Он снял ладонь Насти со своего локтя, вывел жену вперед, обнял за плечи: – Мы когда с милой моей в полоне у сир-тя этих проклятущих томились, обратил я внимание на мастерство их колдовское. Вроде бы и велико оно у чародеев, однако же не всесильное. Я когда думал о чем просто, они сие понимали. А задумки потайные, не яркие, не замечали они, словно вовсе таковых и --">