Елена Жаринова - Сестра звезды

меня, я еще не успела напугаться по-настоящему и лишь со всей силы ударила женщину босой пяткой.

Но тут старшая из женщин, седая, повелительно выбросила перед собой руку. Я никогда не видела такого — рука женщины вдруг вспыхнула голубым светом! Ухват выпал у мамы из рук, а сама она, тщетно силясь закричать, осела у пёчи на пол. Я поняла, что с мамой что-то случилось, и рванулась к ней, но женщина держала меня крепко. Мама пыталась пошевелиться, изнемогая от напряжения, но у нее ничего не получалось. Лишь глаза, живые на окаменевшем, застывшем, побелевшем лице отчаянно взывали ко мне. Я не помню голоса своей матери, я едва помню ее лицо, но этот немой призыв в течение долгих лет явственно стоит у меня перед глазами. Мама как будто говорит мне: «Вернись, вернись ко мне, Шайса!»

Седовласая повела рукой, и клокочущее пятно на потолке, превратившееся было в бьющуюся, как сердце, точку, снова расширилось. Женщина, державшая меня на руках, набросила на меня полу своего плаща. Почувствовав, что происходит нечто ужасное и необратимое, я закричала во весь голос, забилась в руках черноволосой; я сопротивлялась, как маленький зверек, не понимающий, какая ему грозит опасность, и все равно яростно кусающий и царапающий обидчика. Но меня надежно укрыли плащом, и я потеряла способность двигаться. Мама впилась в меня неподвижным, полным ужаса и горя взглядом. Седовласая женщина подняла голову к потолку и произнесла напоследок странные, непонятные слова:

— Потом ты поймешь, что так лучше для твоей дочери, — и ее словно втянуло в клокочущее нечто. Темноволосая, прижимая меня к груди, тоже устремилась наверх. Это был мой первый полет сквозь пространство. Я тогда ничего не запомнила, потому что была слишком напугана и была закутана в плащ. Но так закончилась моя жизнь в родительском доме. И началась совсем другая…

Следующим моим воспоминанием на долгое-долгое время стала очень темная комната. В темноте невозможно было разглядеть лица тех, кто ухаживал за мной. Я плакала, звала маму, тщетно пыталась стучать кулачками в дверь. Моя темница была очень удобной: маленького ребенка в ней спокойно можно было оставить одного, так как здесь не было ничего, что могло бы повредить его здоровью. Стены, двери и пол были обиты чем-то мягким, нежным на ощупь, непохожим на колючие одеяла из козьей шерсти, на которых я спала дома.

Я, привыкшая к чистому горному воздуху и яркому солнечному свету, тяжело переносила свое заточение. Но все-таки я была еще слишком мала. Постепенно я стала считать, что по-прежнему играю в привычные игры, только в них почему-то изменились правила.

Сколько времени так прошло — не знаю. Теперь я думаю, что оставалась в этой комнате с конца лета до начала зимы, — не такой уж большой срок, если только не сравнивать его с тремя годами, которые я к тому времени прожила на свете.

Однажды ночью мне не спалось. Смутные видения: ускользающие лица родителей, очертания гор, залитая солнцем дорога — мелькали перед моими глазами, но я уже не верила в их реальность. Тоска по дому почти оставила меня, превратившись в неосознанную мечту, сохраненную где-то на самом дне сердца. Внезапно из маленького окошка под потолком полился удивительный голубоватый свет. Он наполнял собой всю комнату, так что я впервые разглядела собственную постель и ту одежду, что была на мне. Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина, похожая на древнюю королеву из маминых сказок. Я не знала, была ли это одна из тех, что принесли меня сюда, — их лиц я не помнила. Женщина улыбнулась ласковой, но холодной улыбкой, приложила палец к губам и поманила меня к себе. Путаясь в длинной рубашке, я подошла к порогу. Незнакомка взяла меня за руку, и впервые за долгое время я покинула свою комнату.

Женщина вывела меня на балкон, и я ахнула от изумления: мы находились на самом верху прекрасного здания из удивительного камня, словно горящего изнутри таким же голубоватым светом, как тот, что проник в мою комнату и залил сейчас все вокруг. Мы стояли на башне, ее опоясывали балконы с резными оградами — одна ниже другой, и так до самого двора, огороженного высокой глухой стеной. На каждой такой площадке было много женщин, среди них я заметила детей — девочек разного возраста, и все они были одеты в тонкие голубые туники. Распущенные длинные волосы — черные, как вороново крыло, каштановые, как у меня, белокурые, золотые, огненно-рыжие, кудрявые или гладкие, были --">