Орсон Скотт Кард - Седьмой сын

сегодня.

Кроме того, Вигор сказал, что и не река это вовсе, а так, речушка.

3. Дом у ручья

Воздух в домике у ручья был пропитан влагой, он тяжело и влажно обволакивал тело. Бывало, что малышка Пэгги засыпала здесь, и каждый раз она просыпалась, задыхаясь, будто очутилась под водой. Даже дома порой ей снилась вода – поэтому некоторые люди поговаривали, что и не светлячок она вовсе, а водянка. Только снаружи Пэгги всегда отличала сон от яви. Здесь же явью была вода.

Она оседала напоминающими пот каплями на балках, забитых в ручей. Пропитывала холодную, мокрую глину, покрывающую пол. Булькала и журчала в стремительном течении, бегущем прямо через домик.

Холодный родник спускался с вышины холма, чтобы пропитать прохладой жаркое лето; по пути над ним склонялись деревья, настолько древние, что лунный свет пробивался сквозь их ветви лишь ради того, чтобы услышать ту или иную добрую старую сказку. Вот за этим-то и приходила сюда малышка Пэгги – даже когда отец не злился на нее. Нет, не ради вездесущей влаги, царящей здесь, – без нее девочка прекрасно обходилась. Просто в домике у ручья горящий внутри нее огонь как бы затухал, и она могла забыть о том, что она светлячок. Здесь можно было не заглядывать в темные уголки человеческих душ, где люди прятались от самих себя.

Прятались они и от Пэгги, только ничего у них не получалось. Свои самые отвратительные пороки и черты люди старались засунуть куда-нибудь подальше, но они не догадывались, что глазки малышки Пэгги способны проникнуть в каждый темный уголок их сердец. Еще совсем малышкой, выплевывая кукурузную кашу в надежде получить добавку материнского молока, она уже знала все сокровенные тайны окружающих ее людей. Она видела их прошлое, которое они схоронили в себе, и видела будущее, которого они так страшились.

Поэтому она и стала приходить в этот домик у ручья. Здесь она могла забыть о своем даре. Даже о той леди из папиного воспоминания. Здесь был лишь тяжелый, влажный, прохладный воздух, который гасил огонь, затенял пылающий внутри нее свет, так что хотя бы несколько минут в день Пэгги могла побыть обыкновенной пятилетней девочкой с соломенной куклой по имени Буги – здесь она могла не думать о взрослых секретах.

«Я вовсе не плохая и не такая уж испорченная девчонка», – уже в который раз повторила она про себя. Только это не помогло, потому что она явственно осознавала свою вину.

«Ладно, хорошо, – сказала тогда она. – Я действительно испорченная. Но больше такой никогда не буду. Буду говорить только правду, как учил меня папа, или вообще ничего не буду говорить».

Но хоть ей и было всего пять лет, малышка Пэгги понимала: проще повесить огромный замок на рот, чем сдержать эту клятву.

Поэтому она промолчала, даже себе ничего не сказала, просто улеглась на поросший влажным мхом столик и крепко прижала к груди стиснутую в кулаке Буги.

Дзынь-дзынь-дзынь.

Малышка Пэгги проснулась и сначала разозлилась.

Дзынь-дзынь-дзынь.

Разозлилась потому, что никто не спросил ее: «Пэгги, ты не возражаешь, если этот молодой кузнец построит неподалеку отсюда свою кузницу?»

«Да нет, конечно, папа», – ответила бы она, если б ее спросили. Она знала, что такое кузница. Это означало, что деревня будет процветать и расти вширь, из других краев потянутся сюда люди. Приезжать они будут с товарами, значит, начнется торговля, а когда начнется торговля, большой дом ее отца превратится в настоящую гостиницу. С появлением гостиницы все дороги чуть сворачивают в сторону, чтобы пройти мимо нее, – если она, конечно, не слишком удалена от основных путей. Все это малышка Пэгги понимала и чувствовала так же, как дети фермеров чувствуют ритм фермы. Гостиница, стоящая у кузни, всегда будет процветать. Поэтому Пэгги сказала бы: «Конечно, пускай кузнец остается, дайте ему землю, сложите дымоход, кормите его, поите, пусть он спит в моей постели. Ничего, что мне придется спать вдвоем с двоюродным братом Питером, который так и норовит заглянуть мне под ночную рубашку, – я потерплю. Но не подпускайте кузнеца к домику у ручья, ведь только там я могу отдохнуть наедине с водой, а тут начнется – дзынь-бряк-шшш-ррр, шум-гам, небо черным-черно от дыма и по всей округе запах угля. Так человека можно с ума свести, и в один прекрасный день он возьмет да и уйдет в горы, вверх по течению, в поисках мира и покоя».

Ручей, разумеется, самое подходящее место для кузни. Если б не постоянная потребность в воде, --">