Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

царапины. Бок тоже. На всем теле ни единого шрама. Что же в таком случае открылось ему? Будущее? Видение грядущей смерти?

С балкона опять повеял ветерок. Человек осмотрелся и увидел комод у дальней стены. В верхнем ящике лежала аккуратно сложенная одежда. Человек надел на себя длинную рубашку из тонкой голубой шерсти. В другом ящике нашлись несколько пар штанов, шерстяных и кожаных. Он выбрал темные, из мягкой блестящей кожи, и они подошли ему в самый раз.

За дверью послышались шаги. Он отошел и стал ждать, насторожив ум и расслабив мускулы.

Вошел пожилой человек с подносом, где лежали копченое мясо и сыр. С тревогой взглянув на обитателя комнаты, он молча поставил поднос на большой стол и попятился к двери.

— Постой.

Пожилой остановился, потупив глаза.

— Ты кто?

Тот пробормотал что-то и ринулся прочь из комнаты. Человек не сразу сообразил, что услышанные слова знакомы ему, только произнесены невнятно. «Я всего лишь слуга, господин», — ответил старик, ему же послышалось нечто вроде «Ясголшугагссдин».

Скоро в дверях появилась другая фигура — высокий мужчина с волосами стального цвета, поредевшими на висках. Худощавый, слегка сутулый, с пронзительными зелеными глазами. Одет он был скромно: в серую шелковую рубашку и черные шерстяные штаны.

— Мжжвти? — с нервной улыбкой спросил он.

«Можно войти», догадался человек и жестом пригласил худощавого внутрь.

Вошедший стал быстро говорить что-то, и человек остановил его.

— Я с трудом понимаю ваше наречие. Говори медленнее.

— Да, конечно. Язык ведь тоже меняется. Теперь ты меня понимаешь? — четко и раздельно проговорил пришелец. Человек кивнул. — Я знаю, у тебя много вопросов, — сказал седой, закрыв за собой дверь, — и на все ты со временем получишь ответ. Вон в том шкафу есть несколько пар башмаков и две пары сапог, — добавил он, бросив взгляд на босые ноги своего собеседника. — Ты увидишь, что вся одежда и обувь будет тебе впору.

— Что я здесь делаю?

— Интересный вопрос для начала. Не сочти меня грубым, если я тоже тебя спрошу: ты уже знаешь, кто ты?

— Нет.

— Это в порядке вещей, — кивнул седой. — Все придет само собой, можешь мне верить. Когда же ты вспомнишь свое имя, — снова улыбнулся он, — то лучше поймешь, почему оказался здесь. Позволь начать с моего. Меня зовут Ландис Кан, и это мой дом. Город, который ты видишь за окном, называется Петар. Он, можно сказать, входит в мои владения. Я хочу, чтобы ты думал обо мне как о друге, о том, кто стремится тебе помочь.

— Что приключилось с моей памятью?

— Скажем так: ты долго спал. Очень долго. Твое присутствие здесь — настоящее чудо. Будем осваиваться потихоньку. Доверься мне.

— Я что, был ранен?

— Почему ты так думаешь?

— Мне вспоминается какая-то битва. Раскрашенные згарнские воины. Я получил несколько ран, но шрамов на мне почему-то нет.

— Згарны? Отлично. Просто замечательно. — Ландис Кан, казалось, испытал огромное облегчение.

— Что тут замечательного?

— Да то, что ты помнишь згарнов. Теперь я вижу, что мы добились успеха и ты — тот самый человек, которого мы искали.

— Как это так?

— Згарны давным-давно исчезли со страниц истории — от них остались только легенды. Одна из них повествует о великом воине, вышедшем с ними на битву. Он и его люди прорубили себе дорогу в середину огромного згарнского войска. Судя по преданию, это было великолепно. Они пожертвовали собой, чтобы убить вождя згарнов.

— Как же я могу помнить то, что случилось в такие давние годы?

— Обуйся, — сказал Ландис Кан, — и я покажу тебе дворец.

— Мне хотелось бы услышать ответ, — с жесткими нотами в голосе заметил голубоглазый.

— А я бы очень хотел ответить на все твои вопросы, но это было бы неразумно. Ты должен найти ответы сам. И найдешь, поверь мне. Очень важно, чтобы это произошло постепенно. Ты можешь довериться мне?

— Доверчивость не в моем характере. Я спрашиваю, что стряслось с моей памятью, а ты говоришь, что я долго спал, предварив это словами «скажем так». Ответь мне толком, и я подумаю, доверять тебе или нет. Сколько времени я спал?

— Тысячу лет, — сказал Ландис Кан.

Голубоглазый засмеялся, но тут же понял, что Ландис не шутит.

— Память я, может, и потерял, но рассудка пока не лишился.

Проспать тысячу лет невозможно.

— Я употребил слово «спал», потому что оно ближе всего к действительности. Твоя... душа, если угодно, все эти десять веков блуждала в Пустоте, а --">