Сергей Викторович Васильев - Цика [СИ]

Сергей Васильев ЦИКА

1. Вернуться

Дождалась-таки. Дождалась этой весны. Всего на неделю бы раньше… Цика зло выругалась, утерла рукавом разгоряченное лицо в грязных разводах и сплюнула под ноги. Плевок булькнул и расплылся белым пятном по поверхности темной воды. Хуже нет этого времени. Ну, чего тянуть было? А теперь солнце уже растопило верхний слой снега, и стылая вода пропитала его до самого низа, превратив зимники в непроходимые слякотные канавы.

Цика переступила с ноги на ногу — смесь воды со снегом, в которую она погрузилась по щиколотку, неприятно холодила. От этого по всему телу распространялся озноб, и Цику сотрясала противная мелкая дрожь. Нельзя останавливаться, нельзя! Движение — единственный способ избежать переохлаждения. Но Цика вымоталась полностью. Казалось, сделай она еще шаг, и ноги не удержат ее. Падать же лицом в эту хлябь захотел бы только безумный. Почему же лицом? Цика сомневалась, что в руках осталась хоть капля силы.

Падать было нельзя. Может, она и поднялась бы, спокойно полежав несколько минут. Но результатом такого лежания в ледяной воде стала бы грудная болезнь — жар, изнурительный кашель и как итог — смерть. Нет, случаи выздоровления бывали, но не в ее положении было испытывать судьбу. Цика еще раз сплюнула.

Может, поесть? Но она прекрасно помнила — что осталось у нее в котомке. Горбушка отсыревшего хлеба, кусок солонины на один раз и горсть брусники. А пройдена только половина пути. Собираясь в обратный путь, Цика совершенно позабыла, что теперь ее потребности возросли. Всё не так! Надо же было так сглупить! А в начале зимы всё казалось таким простым…

Цика чуть не взвыла в голос. Холодно! Холодно! И жарко. Пальцы ног почти ничего не чувствуют, а лицо пылает. Приложи ладонь к щеке — можешь согреть руку. Нельзя ничего снять, нельзя распахнуть ворот — простынешь. Ладно — сама. Но теперь надо думать еще и о другом. К этому Цика еще не привыкла. Поэтому и пошла налегке. Что туда, что обратно.

Кроме котомки с едой, у нее с собой лук и полный колчан стрел. Многожильная тетива предусмотрительно снята и завернута в промасленную тряпочку. Древко лука длиной в ее рост. Но как ни устала она, до сих пор Цика и не думала о том, чтобы поставить его в снег и опереться. Ну, вот и настал момент раздумий.

Опусти древко в воду — и оно разбухнет, не наденешь тетиву. Если же ее натянуть прямо сейчас, то она размокнет и не будет нужной упругости для выстрела. Да и не очень удобно опираться на согнутый лук.

Похмыкав и повертев в руках древко, Цика всё же пришла к выводу, что натянутый лук ей не помешает — мало ли кто может встретиться на оставшейся части пути. Это пока было спокойно. Да и то потому, что вышла она еще затемно и шла напрямик, пока солнце не поднялось так высоко, что стало растапливать снег.

Цика достала из котомки тетиву в тряпочке, с налипшими на нее хлебными крошками, стряхнула их и развернула сверток. Потом прикрепила нижний конец к упору на древке, поставила к ноге и всем весом повисла на нем, сгибая. Верхушку тетивы пришлось взять в зубы — Цика висела, ухватившись обеими руками.

Руки скользят, зараза. Сейчас отпущу, точно отпущу. Цика рычала, древко будто само уворачивалось от ее рта с зажатой тетивой и пыталось стукнуть по носу. Кварра надо было просить тетиву цеплять — он и одной рукой древко согнет.

Почти случайно Цике удалось надеть тетиву на верхушку. Она облегченно раскрыла рот, вздохнула, захлебываясь свежим воздухом и резко выдохнула. Ее мотнуло в сторону, и пришлось упереться на лук. Как она стрелять-то будет? Тетиву же натягивать придется. У-у-у… Цика выпрямилась. Дрожь не унималась. Надо поесть. Чего еду беречь — всё равно не позже вечера она должна быть дома. Цика выудила хлеб с солониной и принялась грызть. Закончились они весьма быстро, брусника на десерт не задержала трапезу.

Чуть полегчало. Мышцы расслаблялись, дрожь уходила… Всё, надо идти. Постояла и хватит. Цика сделала шаг. Вроде, ничего — идем. Глядишь, и дошагаем. Зря ее Кварр от сапог отговаривал. В них хоть и холодно, зато сухо. А валенки давно бы размокли. Но со всем остальным ни она, ни Кварр не угадали. А и как угадать можно было? Если утром мороз, а днем печет. А вечером опять подморозит. Чертова весна!

Цика поддернула рукава овчинного полушубка — руки вспотели. Подол шерстяной понёвы поистрепался и цеплялся за пряжки сапог. С начала зимы она никак не --">